просила ее спасать.
Пожар нарушил все ее планы. Из-за него ей теперь придется оправдываться перед Верой Павловной, перед врачами и усмехающимися медсестрами. Придется принимать решения и нести за них ответственность. Придется быть наедине со своей памятью и со своим гложущим изнутри ледяным одиночеством.
Шрам на запястье левой руки заживал, от огня остался лишь небольшой след на виске - на нее упало что-то горящее сверху, когда она уже была на руках пожарного, - но было все равно невыносимо больно. Болело где-то внутри, в неопределенном месте, в самой сути ее самой. От этой боли хотелось кричать и задыхаться в рыданиях, хотелось оцарапать все тело, только бы хоть немного заглушить это ноющее чувство.
А главное, пожар никак не повредил квартиру. Он просто не успел до нее добраться. Усилия сверхисполнительного пожарного не имели в итоге никакого смысла. Зачем он потащил ее вниз через огонь, если безопаснее всего ей было остаться дома, где она могла бы отстраненно наблюдать за происходящим из окна, пока ее кровь из раны на руке капала на пол.
Лику обдавало раскаленным жаром от одной мысли, что надо будет вернуться домой, в бабушкину квартиру. В квартиру, полную воспоминаний, в квартиру, где хранятся бабушкины вещи, где еще слышится эхо ее мягкого голоса. В квартиру, где она просидела ночь у гроба вместе с Верой Павловной. В квартиру, куда пришли незнакомые люди, закрыли бабушку деревянной крышкой, обтянутой фиолетовой тканью, и унесли ее прочь. Навсегда.
Оставаться там было невозможно. Гораздо проще было отыскать блестящее лезвие и воспользоваться своим шансом. Один шанс на тысячу. Один-единственный шанс встретиться с ней опять. В итоге она ничего не теряла. Она никому ничего не была должна. В этом мире больше не было людей, которым ее смерть причинила бы боль.
И вот теперь она валяется на больничной койке, а запыхавшаяся Вера Павловна носит ей апельсины. И все из-за пожара. Из-за пьяницы, заснувшего с сигаретой в зубах, или из-за любопытного ребенка, добравшегося до спичек, или из-за многодетной мамаши, оставившей включенный утюг на брюках своего мужа. Кто-то из этих людей решил ее судьбу, незаметно для самих себя, ответив на гамлетовский вопрос.
Дверь опять открылась, и очкастая медсестра оказалась возле Ликиной кровати.
- Как дела, соня? - Лике вдруг страшно захотелось увидеть глаза этой женщины, надежно спрятанные за толстыми линзами. - В больнице совсем нет мест. Абсолютно нет. Главврач сказал, что тебя можно выписывать, можно передавать тебя коллегам, - у Лики перехватило дыхание. - Но потом мы вспомнили, что в твоей районной поликлинике работает отличный психотерапевт, тебе
