Лика почувствовала, как к ней подкрадывается уже знакомое, но все еще странное чувство, когда до боли хочется прикоснуться к человеку, хочется положить голову на плечо сидящего рядом - будь то дядечка с газетой или тетенька в шарфе. Лика скрестила руки и закрыла глаза. В одном из романов осужденные на смерть хватались за траву, чтобы ощутить в своих объятиях хоть что-нибудь, кроме пустоты. Наверно, ее чувство было предтечи подобных попыток.
Поезд успокаивающе посвистывал, словно сдувая нахлынувшее сумасшествие. Перед глазами возник образ маленькой девочки, сидящей на деревянном полу в пустом деревенском доме. Девочка увлеченно следила за игрой двух солнечных зайчиков. В ее руках было маленькое зеркальце и большой охотничий нож. В лучах пробравшегося через окно солнца оба предмета создавали на стене светлые блики - один поменьше, второй побольше.
Вдруг двери в комнату открылись. Начали входить какие-то люди в черном. Их было много. Они несли гроб. Девочка замерла на полу, на стене застыли солнечные зайчики.
Лика открыла глаза. Ночные кошмары уже стали для нее привычными. Что ж, теперь добавились дневные. Дядечка с дипломатом все еще мял в руках газету. Место тети с шарфиком занял мальчик с рюкзаком. Стоящие перед Ликой люди стали пробираться к выходу, открыв тем самым пассажиров, сидящих напротив. Рядом с парой флиртующих подростков сидела девочка примерно одного возраста с Ликой. У нее были естественные белые волосы, фарфоровая кожа и выразительные серые глаза. Девочка захлопнула маленькое круглое зеркальце, в которое она, очевидно, сочла нужным заглянуть, несмотря на отсутствие макияжа на своем лице, и посмотрела на Лику. Их взгляды встретились, и Лика смущенно опустила глаза. Девочка небрежно бросила зеркальце в небольшую сумку через плечо и направилась к дверям вагона. Она оказалась ниже Лики, выглядела хрупкой и невесомой. С грацией порхающего призрака девочка вышла из вагона и растворилась в толпе. В искусственном освещении метрополитена ее волосы казались серебряными.
***
Нож был отобран, зеркало было спрятано. Ребенка подняли с пола и унесли от греха подальше в дом к соседке, где он и должен был находиться, если бы озадаченная женщина в суматохе не упустила из виду эту проворную маленькую девочку, ускользнувшую домой.
Хоронили дальнюю родственницу, ворчливую одинокую старуху.
Здесь было некому приносить соболезнования, потому что никто не чувствовал утраты. Здесь не было искренних слез и болезненных воспоминаний. Здесь каждый хотел как можно скорее закончить с неизбежным долгом и оставить покойницу почивать с миром. Священник дымил фимиамом, удушливый запах поднимал волнами страх в сгорбившихся у стенки людях. Они думали, что надо будет заранее выбрать место на кладбище и, наверно, можно заказать памятник, и следовало бы больше откладывать на черный день, и не съела ли моль припасенное на сей скорбный час платье, и как оно все будет, ведь жизнь так страшна.
