— Спасибо за гостеприимство, — сказал Казанков и подошел к своим спутникам.
— Ваше благородие, — тихо сказал Казанкову один из них, — люди эти… от большевиков присланы… поприжать бы их надо… а кого следует, и в расход вывести.
— А что дурного эти люди вам сделали, Калганов? Они ищут полезные ископаемые…
— Для большевиков, — буркнул Калганов.
— Там будет видно, для кого, — сказал Казанков.
— Молоды вы еще, ваше благородие, — снова буркнул Калганов. — Больно доверчивы.
Куманин приглядывался к ним.
— Заблудились… Маскируются. Небось разведчики…
— Нет, — сказал Арсен. — Полагаю, что связные… с донесением или с приказом.
Куманин поглядел на Казанкова, на его сумку, висящую на боку.
Вечером у костра сидели трое — Тася, Зимин и Казанков. Чуть в стороне Арсен и Куманин пили горячий чай из жестяных кружек, изредка поглядывая то на Казанкова, то на солдат, купавших в реке своих лошадей.
— Счастливые вы люди, — говорил Казанков, улыбаясь по-детски доверчиво. — Среди всей этой сумятицы, ненависти, раздора занимаетесь по-настоящему полезным делом. Боже мой, как я хотел стать врачом… Но… семейная традиция оказалась сильней. Я из потомственной семьи военных.
Он достал из полевой сумки несколько фотографий. Куманин заметил в сумке большой белый конверт с сургучными печатями.
Казанков показывал Тасе фотографии.
— Это мама, отец, братья, сестренка, дед…
Все мужчины были в военной форме.
На другом снимке Казанков на гитаре аккомпанировал братьям, которые пели.
— В Гатчине, на даче… перед самой войной, — вздохнул Казанков и негромко запел:
«Я вам пишу, случайно, право,
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право,
И что скажу вам?.. — ничего…»
Тася слушала Казанкова, слушала песню из ее собственного недавнего и уже такого далекого прошлого и тихонько подпевала:
«Что помню вас? Но, боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, все равно».
Куманин отошел в сторону и скрылся за палаткой. Арсен взглянул ему вслед и снова, не отрываясь, задумчиво стал глядеть на сидящих у костра.
«Безумно ждать любви заочной, —
пели Казанков и Тася, —
«В наш век все чувства лишь на срок.
Но я вас помню, да — и точно
Я вас забыть никак не мог…»
Куманин тихонько окликнул Арсена, и тот, поднявшись из-за стола, направился к нему. Куманин протянул ему пакет с сургучной печатью. Арсен аккуратно, лезвием ножа вскрыл пакет.
«С людьми сближаясь осторожно, —
доносилось от костра, —
Забыл я пыл былых проказ,
Любовь, поэзию, но вас…
Но вас забыть мне было невозможно…»
