Двойной портрет | страница 48



Я быстро сунула листок в карман, смяв его, и снова помчалась к Людмиле. Машину на этот раз я заперла более чем тщательно.

- Люда! - запыхавшись, налетела я на изумленную моим появлением женщину. Ты кому-нибудь говорила, что просила меня заняться этим делом?

- Кому? - не поняла Люда.

- Не знаю, кому! Я тебя и спрашиваю - кому ты рассказала о том, что я ищу убийцу Кристины?

- Господи, да я никому не говорила! - Людмила испуганно прижала руки к груди. - Честное слово, Поля, я никому ничего не говорила. Зачем я стану рассказывать о таких вещах, сама подумай! Ведь это же очень серьезно!

- Людмила, это точно?

- Господи, да абсолютно! - Люда даже перекрестилась, хотя до этого я не замечала в ней приверженности к религии.

- Ладно, все!

Я махнула рукой и тяжело побрела вниз.

- Поля, а что случилось? - крикнула Людмила тревожно мне вслед. - У тебя все в порядке?

- Да, - отозвалась я снизу. - В порядке. "Пока, - подумала про себя. Неизвестно, что будет дальше. Как далеко могут зайти угрозы? А если они распространятся и на Ольгу? Может, не стоит отпускать ее в Москву одну? С другой стороны, убийца где-то здесь, в Тарасове, значит, пусть едет. Это даже к лучшему. Его сейчас там точно нет, раз он только что подкинул мне записку, и если Ольга выяснит, что Сергей Перехватов в Москве отсутствует, дело можно будет считать законченным. Тогда я просто голову отдам на отсечение, что это он. Если же это не он, тогда Ольге точно в Москве ничего не грозит. В любом случае ей лучше сейчас находиться там. А уж за себя-то я не беспокоюсь. Я-то сумею за себя постоять".

На этот раз в машине меня не поджидало никаких неприятных сюрпризов. Я благополучно включила двигатель и спокойно доехала до дома. Сообщать Ольге о записке я ничего не стала: незачем ее пугать. А то вообще в своей конуре замкнется, голову из-под одеяла не высунет и будет спиваться потихоньку, трясясь от страха.

Назавтра я планировала показать злосчастную записку Жоре. Может быть, он сможет что-либо установить, хотя я очень в этом сомневалась.

На следующий день, закончив работу в обед, я поехала к Жоре.

Овсянников крутил в руках смятый листочек и говорил то, что мне и так было, в общем-то, понятно:

- Ну что я могу тебе сказать, Поленька? Очень мало шансов определить, кто это писал. Ну посмотри сама: обычная бумага, из тетрадки какой-то вырвана. Из чистой, заметь, тетрадки, потому что на листе не отпечаталось то, что могло бы быть написано на предыдущем. Надпись сделана обычным черным карандашом... Тем более, печатными буквами. Да если бы и не печатными, то все равно, мы смогли бы установить, кто это писал, если бы только имели образец почерка. А так... Жора развел руками.