В общем, ты меня отпустила, деточка: ты ведь умница у меня, все понимаешь. Пуговицы ко всем моим сюртукам пришила, ветчинки сварила на дорогу (ух, славно я подзакусил в купе!), на станцию проводила и взяла с меня слово ежедневно писать. «По крайней мере, хоть за письмом картежничать не будешь», — вот точные твои слова. Я обещал писать тебе каждый день, а в дни заседаний подробно излагать их ход и все происшествия — ты ведь сама любительница с галереи прения послушать.
Я влез в вагон, ты еще раз шепнула мне с заплаканными глазами: «Экономь, Менюш, на всем экономь да квартиру сними, чтобы я тоже могла поскорее приехать», — и поезд тронулся.
Всю дорогу колеса слова твои выстукивали, и по приезде я первым делом стал искать газету, которая возьмется мои письма печатать про парламентские заседания, — чтобы ежедневно пять крейцеров на марках экономить.
Так я набрел на «Пешти хирлап». Там и будут публиковаться мои письма. То-то оскорбится коллега Миксат! Он на ту же тему статейки туда строчил. Правда, паршиво получалось; ну, да я сам теперь возьмусь.
Так вот, сегодня было первое заседание. Первое заседание по-настоящему нужно бы назвать «днем рукопожатий». Несколько сотен добрых друзей радуются встрече, не успевая пожимать друг другу руки. «Ну, где лето провел? Как себя чувствуешь? Когда приехал?» — такие и подобные праздные вопросы нестройным гулом наполняют коридор.
Заседание открывает Банфи *. Тем временем сидишь и с любопытством оглядываешь палату: какая она стала.
Какая, ты спросишь? Да точь-в-точь как муфта твоя осенью, душечка. Достаешь и видишь, что она еще сильнее повытерлась, пооблезла.
Так и палата. Затылки — еще плешивей, лица — еще морщинистей. Постарела, одним словом, с прошлой сессии.
Полюбовавшись общей картиной, переходишь к деталям. Смотри-ка, министры прекрасно как выглядят! И не мудрено: отъелись небось в Кёсеге за королевским столом *.
Силади * очки надел. И зря. У него глаза красивые — симпатичные такие, выразительные, а теперь за стеклами их не видно. Фейервари * совсем поправился — бравый, статный, хоть сейчас в лейтенанты. Векерле так и сияет. Тиса, бывало, моргать начинал, когда законопроект хотел провалить; а Векерле улыбкой просителей добивает. Все они одинаковы, эти премьеры.
Министры вообще все в хорошей форме. На Лайоша Тису благотворно повлиял венский воздух (хотя не вредно бы и бихарской атмосферы туда захватить). Бела Лукач полнеет; даже Хиероними не похудел, — даром, что все лето с капосташмедерской водой провозился. Но зато просто чудо сотворил: такая эта вода вкусная, деточка, я даже вина не пью теперь *.
