— Кларика, ты не выйдешь ко мне? — крикнул он ей в спальню.
— Вот оденусь сначала.
— Потом оденешься. Нам поговорить надо.
— Ушел твой больной?
— Ушел. Попрощаться заходил.
— Заплатил?
— Да.
— Много?
— Мало.
— Какие вы, доктора, противные! Все вам мало. А сами только одно умеете: «Покажите язычок, барышня!» Вот и вся ваша наука. Нет, скажешь?
— Скажу, что глупышка ты, вот и все. Но правда, давай всерьез потолкуем.
— С глупышками разве толкуют всерьез?
— Кларика, я рассержусь, если ты слушать не будешь.
— Ну, хорошо, слушаю.
— Так вот, скажи, какую тебе квартиру хотелось бы снять на зиму в Пеште? Во сколько комнат, с какой обстановкой?
— Господи, с милым рай в шалаше. Стол да два стула — больше ничего мне не нужно.
— И все? Ты ничего не забыла?
— Ну, конечно, кровать еще. Что ты смеешься? Просто нехорошо.
— Смеюсь, потому что каждая женщина так говорит в первый день после свадьбы.
— Да правда же, у меня нет никаких претензий. Ведь я в таких скромных условиях выросла! (Кларика тоже хотела исподволь подготовить мужа.)
Но Менюша это замечание задело за живое.
— Здравствуйте! Ничего себе скромные условия! — сказал он, поддразнивая ее. — Что ты под этим подразумеваешь? Повара и швейцара?
— Какого повара и швейцара? — с недоумением подняла на него глаза Кларика.
— Разве твоя мама не держит повара?
— Нет, конечно. Откуда же ей столько денег взять? Кто тебе сказал?
У Менюша сердце упало.
— Баронесса, мама твоя, — пролепетал он. — Ты разве не помнишь?
— Мама это сказала?
— Да, когда однажды плохую еду ругали, она сказала: «На будущий год, если приеду сюда, повара с собой привезу». Точные ее слова.
Кларика расхохоталась до слез.
— Ох, эта мама! Конечно, она бы не прочь повара привезти. Всякий рад бы. Но как можно невинную шутку понять так буквально? Ох, уж эта мама, ха-ха-ха!
Менюш, однако, не находил в этом ничего смешного.
— Клара, я хочу знать правду! — крикнул он в возбуждении.
— Какую правду, муженек? — все еще ласково спросила она.
— Какое у тебя приданое? В конце концов нужно же мне знать.
— Приданое? — протянула она равнодушно. — У меня нет приданого.
Катанги побледнел.
— Но ведь твоя мама богатая женщина, — растерянно пробормотал он. — Разве нет?
— Моя мама на пенсию живет, за мужа. А она очень маленькая.
— Не может быть… Этого не может быть.
Растерянный, с перекошенным лицом, метался он по комнате. Глаза у него налились кровью, ноздри раздувались. Видно было, что он с трудом сдерживает себя. Воспитанный человек боролся в нем со зверем.
