Метель улеглась, и на перевале сделалось необычно тихо.
— Я благодарю Тебя, Отец Вечно синего Неба, что Ты дал мне силы победить злого шумнуса! — воскликнул Буха-заарин и стал медленно оседать на землю.
Китбуга бросился к нему на помощь, но священник взглядом остановил его:
— Не дай уйти Черному Хасану.
Тумань осторожно, прижимаясь к скале, пошел по тропе, и скоро в обледенелой расщелине обнаружил желтолицего старца в высокой медвежьей шапке. Он пристально смотрел на Китбугу большими, глубоко посаженными темными глазами, однако его чары уже были бессильны.
Тумань проткнул старца копьем, а потом вырезал у него сердце и совершил жертвоприношение горе.
Небо содрогнулось, нахмурилось, и на землю упали холодные капли очистительного дождя.
Китбуга вспомнил про вдову, что жила неподалеку от крепости, и пошел дальше. Она уже знала, что случилось, и развела на камнях жертвенный костер, который должен был ее поглотить.
Китбуга одним ударом меча отсек старухе голову, а потом разрубил ее тело на части и сжег их.
Он сделал все так, как велел ему Буха-заарин, но не испытал желанного удовлетворения. Напротив, туманя разбирала досада, что два убогих старца едва не остановили грозное монгольское войско.
Когда он вернулся, Буха-заарин был уже мертв. Только теперь Китбуга понял, почему священник, который много лет прожил вдали от людей, напросился в этот поход. Он должен был поразить злого шумнуса, а сделав это, спокойно предал душу в руки Творца Вечно синего Неба.
Внизу грозно заревели боевые трубы. Это Додай-Чербия повел своих нукеров на штурм Аламута, но крепость была пуста. Узнав о гибели старца горы, карматы покинули ее и спустились в долину…
Внизу грозно заревели боевые трубы. Это Додай-Чербия повел своих нукеров на штурм Аламута, но крепость была пуста. Узнав о гибели старца горы, карматы покинули ее и спустились в долину…
Монголы предали Аламут огню и двинулись дальше. На подступах к Багдаду, про который говорили, что его коснулась крылом благословленная птица Хумай, дарующая царственность и бессмертие, они разметали жалкие отряды халибо-солтана и на плечах отступавших ворвались в город.
Не успел Хулагу принять ключи от Багдада, как алые языки пламени охватили копья минаретов и золоченые купола мечетей. Это армяне и сирийцы, воспринявшие поражение халибо-солтана как небесное возмездие за долгие века унижений, стали вершить расправу над ненавистными кадиями и муллами.
