Голос правительницы был свиреп и могуч, народ уже не сомневался в её богоизбранности… Потому все «помощники» признали — главная тут ОНА. И не только формально — но и реально.
И вот — началось. Отпраздновав день весеннего равноденствия — Науруз — и поклявшись Лайре в вечной верности, армия пришла в движение. Загремели Хатта-Мааты — огромные кожаные барабаны, заревели боевые роги. В борьбу за Трон вступила новая сила.
Началась походная жизнь. «Семеро» были заняты хлопотами и совещаниями, приходилось наказывать нарушителей, планировать операции, объезжать войско с проверками, толкать пламенные речи… И Лайра и её друзья спали в шатре, на жестких подушках, укрывались грубыми одеялами. Пили кислое вино и кумыс, одевались в походные — хоть и дорогие — одёжи… После трёх лет бродяжничества условия показались истинно императорскими!
Правительница официально объявила своих друзей-любовников Достопочтенными Советниками. Каждый получил определённый «профиль» — и соответствующие регалии, — но всем было дозволено спорить друг с другом.
Митай стал Военным советником. Хотя его внешность была скорее дуэльной, чем боевой. Невысокий, худощавый и румяный, парень гордился своими густыми каштановыми волосами, прямой тонкой шпагой и благородной рожей. И всячески намекал, что он отпрыск старинного офицерского рода — бастард. Помня ужасы бродяжничества, старался содержать себя в чистоте — что не всегда удавалось. Движения быстрые и ловкие, голос звонкий, иногда ехидный, но чаще — сердито-снисходительный. Парень сдружился со многими профессиональными офицерами — и многому у них научился. Выступал за быстрые неожиданные передвижения отрядов, хитрые обманные манёвры, и стремительные атаки. Часто сердился, но, как правило, быстро успокаивался. Впрочем, если его сильно задевали — мог возненавидеть на всю жизнь… Ещё он никогда не улыбался — разве что одними глазами, — и никогда не смеялся. Доспехи не носил: они-де стесняют движения.
Холодный, жесткий, немногословный Виран стал Судьёй. Высокий стройный альбинос — потомок древних охотников, что жили на Севере Империи до прихода кузуни. Они все были альбиносы, все жесткие, холодные и немногословные… Возможно потому и вымерли. В отличие от отвергающего доспехи Митая, Виран редко снимал кольчугу. Казалось, в такую же кольчугу облачена и его душа. Решения суровы — но справедливы и мудры, чувства скрыты, а в красных глазах — никакого выражения, кроме серьёзности. Впрочем, иногда даже на его лице мелькала тень мрачноватой улыбки… Парень получил прозвище «человек-машина» — и гордился этим.
