Наряду с исчерпанием мобилизационных ресурсов, с марта 1917 года, после знаменитого Приказа № 1, стало набирать обороты массовое дезертирство. По свидетельству Н. Н. Головина, с началом Февральской революции «утекло самовольно или под различными предлогами из Действующей армии в тыл около 2 000 000 человек. Этот повальный уход в тыл нельзя назвать иначе как стихийно начавшейся демобилизацией».[190]
Но еще и до Февральской революции, как отмечал М. В. Родзянко, «было много случаев, когда эшелоны, следующие в поездах, останавливались в виду полного отсутствия состава эшелона, за исключением начальника его, прапорщиков и других офицеров».[191]
Массовый характер дезертирства, как нам кажется, говорит о глубине социального протеста, который, начавшись со стихийного пораженчества 1915 года, через полтора года превратился в стихийную демобилизацию. Стремление к миру стало всеобщим. Достаточно вспомнить массовую реакцию на знаменитую ноту П. Н. Милюкова с его заверениями союзникам о войне до победного конца, которая привела к стотысячной демонстрации рабочих и солдат в Петрограде с требованиями о немедленном прекращении войны и к правительственному кризису.
Учитывая наши, пусть и достаточно грубые, подсчеты, которые мы сделали выше в связи с цифрами генерала А. А. Свечина по соотношению строевых и нестроевых, получается, что даже при лучшем раскладе к октябрю 1917 года в строю оставалось меньше половины боевого состава армии. К этому нужно добавить потери за летний период, правда, относительно незначительные, и пленных – соответственно 170 и 213 тысяч (Головин, с. 182, 179). Другими словами, к октябрю 1917 года воевать на фронте в 2 тыс. км было уже некому. Сбывались худшие предчувствия депутата А. И. Шингарева – «армия в отдельных ее частях» почти растаяла, и не осталось даже живой стены, «способной сдерживать натиск врага». Как говорил В. И. Ленин на VII экстренном съезде РКП(б) в марте 1918 года, страна пришла в «состояние полной военной негодности», дошло даже до «неслыханных фактов, до продажи наших орудий немцам за гроши».[192] Вопрос о мире просто висел в воздухе, ведь солдаты «жаждали мира» и именно в нем видели восстановление социальной справедливости.
Однако не только социальные проблемы лишали Россию способности продолжать войну и тем более достичь в ней победы. Это был целый комплекс острейших проблем – экономических, финансовых и военно-технических. Мы их здесь не рассматриваем, поскольку по этим вопросам написано горы литературы. Но чтобы получить надежную и исчерпывающую экспертную оценку, достаточно вновь обратиться к генералу Н. Н. Головину, который отмечал, что в 1917 году Россия оказалась более отсталой по сравнению с немцами в отношении своего вооружения, чем в 1914 году. «Эта отсталость Русской армии не позволяла не только рассчитывать на всесокрушающую победу на Русском фронте, но и вообще на большой успех».
