Всякое государство лишает преступников их права на жизнь на время тюремного срока, пожизненно или вовсе забирает его вместе с жизнью по приговору суда. «Уложение о состояниях» Российской империи, например, при лишении прав состояния осужденных на каторгу буквально приравнивало их к… покойникам (ст. 28): «Вследствие потери прав собственности, все прежнее имущество осужденного в каторжную работу или ссылку на поселение, со дня обращения окончательного о том приговора к исполнению, поступает к его законным наследникам, точно так же, как поступило бы вследствие естественной его смерти».[82]
Сегодня мир столкнулся с проблемой эвтаназии – практикой прекращения жизни человека при определенных условиях. В частности, это когда биологически живого человека, находящегося в состоянии комы, лишают права на жизнь в результате компетентного решения родственников и врачей. Как и в любом деле, здесь не обходится без ошибок, сегодня в прессе иногда приводятся случаи, когда незадолго до отключения аппаратуры «живой труп» просыпался, и ему возвращали право на жизнь. А иногда, наоборот, измученный страшной болезнью человек не может получить право на добровольный уход из жизни, так как это противоречит закону. И наконец, нельзя отрицать того факта, что право на жизнь солдата, особенно в условиях войны, принадлежит его командиру и… его врагу.
Исходя из этого, мы считаем, что взаимодействие жизни и ее переменного социального атрибута – права на социальную жизнь, порождают бесчисленное множество комбинаций, которые, переплетаясь, составляют сложнейшую картину социальной действительности. Почти так же как кварк, право на жизнь, обладающее некоторым зарядом, только не электрическим, а социальным, формирует вокруг себя пеструю социальную ткань благодаря тому, что право на жизнь одного индивида не равно праву на жизнь другого.
С политической и юридической точки зрения – это крамола, именно поэтому эта простая мысль не может прийти в голову официально практикующим ученым, что, конечно, лишает научное сообщество новых путей познания. Обыденный взгляд, оглядка на авторитеты (как правило, зарубежные) и давно проторенные пути научных поисков мешают им увидеть главное. И только через крамолу, как сквозь волшебную призму, можно по-новому взглянуть на сущность вещей, на сущность социальных вещей.
Как бы то ни было, из песни слов не выкинешь, потому что подтверждением того, что право на жизнь одного человека не равно праву на жизнь другого и является своеобразной социально заряженной вещью с разным потенциалом, служит тот факт, что этот потенциал можно измерить (в отличие, например, от пассионарности). Измерить в буквальном смысле слова. Дело в том, что он выражается через
