— Все звенья обрубил, один ты остался?
— Если других дел не будет, меня тоже надо обрубать…
Атабек внезапно успокоился.
— Понимаешь, значит?
— Слепому ясно…
— Иди, работай!
Мир-Джавад вышел из кабинета. Атабек остался один. Вот оно — новое поколение… А с кем работать? Этот не болтает, а делает и быстро. Но человек для него не человек, все что угодно, но не живой человек со своими бедами, желаниями, мыслями. А этот будет знать только желания начальства и свои желания. Смутные дни наступают. Своих людей мало, приходится таких брать. Опасно с ними работать. Как дрессировщик в цирке: тигры вроде бы и ручные, а скольких учителей уже растерзали, чуть почувствуют слабину… О, черт, забыл!
Атабек позвонил. Вошел секретарь.
— Ушел Мир-Джавад? Верни его немедленно.
Секретарь скрылся… Через некоторое время, в течение которого Атабек сидел, словно загипнотизированный, глядя в одну точку, вошел Мир-Джавад.
— Слушай внимательно, джигит: самое первое дело твое в инквизиции будет знаешь какое?
— Какое скажете, босс!
— Дело Гяурова!
Мир-Джавад молчал.
— Что молчишь?
— Считаю.
— Деньги?
— Время!
Атабек недоуменно посмотрел на Мир-Джавада, и тот поспешил пояснить.
— Сколько времени мне понадобится на это.
— Сколько?
— Примерно месяц.
— Почему не спрашиваешь зачем?
— Приказ не обсуждают.
— Это твой родной дядя.
— Я его с детства помню, такого ничем нельзя остановить: ни подкупить, ни испугать… Убивать его сейчас тоже нельзя, скажут: «террор»!.. Так что месяц нужен, чтобы все подготовить…
…Вазген смотрел с жалостью на Мир-Джавада, как тот занимался своим любимым делом: расстреливал мух. Глаза Мир-Джавада горели от удачной охоты, пальцы в крови, резинка в крови.
— В кого ты такой уродился, мальчик?
— В проезжего молодца!
— В кого, в кого?
— Бабушка так мне говорит: «не в мать, не в отца, а и проезжего молодца».
— У тебя такой замечательный дядя, вот с кого тебе пример надо брать.
— Кому не лень мне примеры дают: в школе, на улице, дома. Одни говорят — эти плохие, другие — эти плохие, третьи — и те, и другие плохие. Отстаньте от меня, я сам себе — «пример».
Блики от оконного стекла плясали на его лице, оставляя кровавые следы, Мир-Джавад, как обычно, вытирал пот со лба окровавленными пальцами… Вазген вновь вспомнил ту ужасную картину, когда он, привязанный к столбу, был вынужден под ударами плетей смотреть, как юнцы, чуть постарше Мир-Джавада, насиловали его молодую жену: они резвились, как щенки, повизгивая от возбуждения, отталкивая друг друга, а потом установили очередь, у предпоследнего не получилось, бессилие вызвало у него злобу и ярость, он выхватил кинжал и распорол живот у лежащей под ним жертвы. Последний, не получив своей доли, ударил убийцу, а тот, вымазав кровью жертвы все лицо, бросился на обидчика. Их разняли: «какие могут быть счеты между своими», заставили пожать друг другу руки и поцеловаться. Второй тоже вымазался в крови. Последнему предложили изнасиловать Вазгена, быстро отвязали его от столба и сорвали штаны, но последний ударил ногой Вазгена по голому заду и ушел, обиженный и неудовлетворенный…
