– А вы согласия не даете?
– Пока нет. Все это в достаточной мере постыдно! И облегчать им задачи я уж, во всяком случае, не собираюсь. Но в моем секретере хранится коротенький документ, который надо только подписать и отослать принцу.
– И тогда с этим будет покончено?
Баронесса подняла руку и уронила ее:
– Я сохраню, конечно, свой титул, по крайней мере, я вольна его сохранить, если пожелаю. И думаю, я пожелаю его сохранить. Всегда лучше иметь какое-то имя. И я сохраню свой пенсион. Он очень мал, ничтожно мал, но на него я живу.
– И вам надо только подписать эту бумагу? – спросил Эктон.
Баронесса несколько секунд на него смотрела.
– Вы меня к этому склоняете?
Он медленно поднялся и стоял, заложив руки в карманы.
– Что вы выигрываете, не делая этого?
– Предполагается, что я выигрываю время, что, если я буду тянуть и медлить, кронпринц может еще ко мне вернуться, может пойти против брата. Он очень меня любит, и брату далеко не сразу удалось его на это толкнуть.
– Если бы он к вам вернулся, – сказал Эктон, – вы бы… вы бы его приняли?
Баронесса встретилась с ним взглядом и слегка покраснела. Потом она тоже поднялась с поваленного дерева.
– Я сказала бы ему с чувством глубокого удовлетворения: «Теперь мой черед. Я порываю с вами, ваша светлость!»
Они направились к карете.
– Да, – сказал Роберт Эктон, – очень любопытная история! А как вы с ним познакомились?
– Я жила в Дрездене, у старой дамы – старой графини. Когда-то она была дружна с моим отцом. Отец умер. Я осталась совсем одна. Брат странствовал по свету с труппой актеров.
– Вашему брату следовало бы находиться при вас, – заметил Эктон. – И удержать вас от того, чтобы вы слишком доверялись принцам.
Баронесса, немного помолчав, сказала:
– Он делал все, что мог. Он посылал мне деньги. Старая графиня была на стороне кронпринца. Она даже пыталась оказать на меня давление. Мне кажется, – добавила мадам Мюнстер мягко, – что при сложившихся обстоятельствах я вела себя весьма похвально.
Эктон взглянул на нее и мысленно заключил – это был уже не первый в его жизни случай, – что когда женщина повествует о своих грехах или невзгодах, она всегда очень хорошеет.
– Хотел бы я видеть, – заметил он вслух, – как вы скажете его светлости: «Подите вы… прочь!»
Мадам Мюнстер наклонилась и сорвала в траве ромашку.
– И не подпишу отречения?
– Ну, не знаю… не знаю, – сказал Эктон.
– В одном случае я буду отомщена, в другом – свободна.
Подсаживая баронессу в карету, Эктон слегка усмехнулся.
