Губернатор | страница 69
– О, боже, какое несчастье!
– Мой милый, мой любимый, я так тебе благодарна. Я испытала такое высокое чувство. Столько всего прекрасного. И как мы встретились на балу, и ты к удивлению всех пригласил меня танцевать, и надо мной закружились хрустальные люстры, как ослепительные солнца. И наш первый ужин на веранде, над прудом, в котором плавали два лебедя, и ты бросал им хлеб, и они приподнимали свои белые крылья. И та восхитительная ночь, когда мы лежали, и в открытое окно смотрели звезды, разноцветные, мерцающие, и мы видели, как одни исчезают, а другие загораются, и ты сказал, что это небесные часы. И наше последнее свидание, этот дивный ливень, когда береза была сплошным водопадом, и ты кинулся в дождь и принес мне красную розу, полную воды. Она и теперь стоит у меня в вазе, и, когда она завянет, я ее засушу, и она будет со мной всю жизнь.
– Останься, умоляю тебя! – Он смотрел, как трепещут тени на розовой дорожке, как стремятся ему что-то сказать, те единственные слова, которые ее остановят, не позволят разрушить чудо.
Он старался разгадать этот вещий язык листвы, ветра, солнечных вспышек, среди которых мелькнула молчаливая птица и канула. Не мог разгадать. Беспомощно повторял:
– Я люблю тебя!
– Ну что ж, мой милый, не суждено было сбыться моей мечте. О нашей семье, о наших детях, о нашем счастье. Прощай.
Она притянула к себе его голову и поцеловала, уже отчужденно, едва коснувшись губами. Повернулась и пошла.
– Постой! – Он кинулся вслед. – Остановись!
Она прибавила шаг. Он не отставал от нее. Она побежала. И он бежал следом, не умея догнать. Так они бежали по аллее, среди старых лип, которые видели на своем веку множество свиданий и расставаний и теперь осыпали их ворохами монет.
Добежали до конца аллеи, где стояла ее машина. Она оттолкнула его, села и укатила. Он смотрел вдаль, где она исчезла. Там была синева далеких дубрав, тени облаков и что-то неразличимо мерцало.
Глава 11
Лев Яковлевич Головинский пребывал в одном из своих кабинетов, на этот раз в том, что находился в Спасской башне. Внизу размещался роскошный ресторан русской кухни, подавалась тройная уха, печеное медвежье мясо, тетерева с брусникой, добытые в окрестных борах. Играли на балалайках бравые музыканты в расшитых рубахах.
А здесь, на высоте курантов, находился кабинет со сводами, расписанный фресками, подобно Грановитой палате. Головинский сидел в кресле, напоминавшем трон, на стенах среди золотых нимбов шли волхвы, совершались чудеса, изображались сюжеты назидательных ветхозаветных притч. Головинский сам казался персонажем священных текстов, облаченный в халат и пеструю восточную шапочку, копию той, что красовалась на голове волхва Мельхиора. Время от времени за стеной начинало бархатно рокотать, раздавался приглушенный звон. Это куранты шевелили свои колеса и били в потаенный колокол.