Но в квартире было тихо. Все так же на стене золотилась рама. На камине поблескивала стеклянная статуэтка. Дверь в комнату жены была закрыта, и за ней не раздавалось ни звука. Сын еще не возвращался, пропадая где-то в городе на встрече с друзьями. И у Плотникова возникла спасительная мысль, что жена ничего не знает. Погружена в свою болезнь. Отгородилась от внешнего мира своей болезнью. И все обойдется, само собой загладится, позабудется.
С этой мыслью он прошел в кабинет, убедившись, что бюст царя-преобразователя стоит на месте. Стал стелить себе на диване, готовясь ко сну.
Внезапно дверь кабинета распахнулась и появилась жена. Она была не в своем обычном домашнем халате, а в нарядном платье, которое надевала по торжественным случаям. Волосы ее были причесаны и удерживались гребнем, но одна прядь отвалилась и лезла в глаза. Лицо ее, одутловатое, болезненно-серое, утратило обычные свои очертания, дрожало и трепетало, размытое невыносимым страданием. Глаза, блуждающие, полные блеска, метались, словно отыскивали его среди кабинета. Остановились на нем, дрожа от слезной сверкающей тьмы.
– Ты не привел ее в дом? Почему ты ее не привел? Ты бы заранее меня известил, и я бы ушла, а она заняла мое место! Почему не предупредил заранее?
– Валя! Валя! Ну что ты! Ну, погоди! – Его испугало не ее обезумевшее лицо, а это нарядное вечернее платье, словно она готовилась к торжественной встрече. – Валя, я все объясню!
– Теперь понимаю, почему не хотел пускать меня на дачу! «Потом, потом»! Ты ее там принимал! Хотел построить дом, где мог бы ее принимать! Подальше от глаз! А мне говорил: «Работа! Столько работы». Теперь все видят, какая это работа!
– Ну, уверяю! Это фотошоп! Подделка! Чья-то злая выходка!
Он видел, как она страдает. Ее страдание заставляло его страдать, и он винил ее за страдание, которое она ему причиняла. И был себе отвратителен.
– Нет, не подделка! Не лги! Это ложь! Ты весь во лжи! Как я ненавижу твою ложь! – Она захлебнулась. В глазах ее полыхнула ненависть. Он испугался этой ненависти, которой никогда прежде не было. Но теперь он совершил такое, за что она возненавидела его.
– Конечно, мой дорогой, я старая, больная, уродливая. Зачем я тебе такая? Но разве ты не мог дождаться моей смерти? Не мог немножко подождать, когда я умру? Я ведь скоро умру!
Ему было невыносимо. Было ужасно жаль ее. Было жаль и себя. Сердце его с болью рвалось из груди. Это она вырывала его сердце. Знала, что вырывает, и продолжала его вырывать.
