– Нам нужно объединить усилия, сомкнуть, как говорится, ряды. – Эколог Лаврентьев, представитель Гринпис, был известен своей борьбой с индустриализацией области, которую проводил губернатор. – Плотников застроил нашу губернию заводами, на которых производится бог знает какая продукция. В реках и озерах исчезает рыба. В лесах массовый мор птиц. Грибы отравлены. Радиоактивный фон превышен вдвое. Какую судьбу Плотников готовит нашим детям. Своего-то сынка отправил на жительство в Англию!
– Вот увидите. – Правозащитник Разумников покачал головой. – Так долго продолжаться не может. Когда-нибудь рванет. Не здесь, так в Москве. Не в Москве, так в Питере. Уроки русских революций нашу власть ничему не учат.
– Скорей бы уж рвануло, чтобы дерьмо полетело во все стороны, – сказал музыкант Боревич. – Только бы успеть свалить из этой долбаной страны!
– А что же вы, сударыня, все молчите? Мы вас совсем не знаем. – Эколог Лаврентьев, галантно, с манерами старого ухажера, обратился к Паоле Велеш, которая сияла своим матовым прекрасным лицом, чуть улыбалась пунцовым ртом. – Хотели бы знать, кто вы? Мы могли с вами где-то встречаться?
– Ночью на кладбище. Вы там брали пробы могильного грунта, – с милой улыбкой ответила Паола, повергнув эколога в смущение.
Головинский вошел внезапно, стремительный, блестя глазами, то ли гневно, то ли вдохновенно. Луньков поспевал за ним, борясь с вихрем, который оставлял за собой Головинский.
– Господа, прошу садиться. Разговор предстоит доверительный, переводящий нашу дружбу в деловые отношения.
Все уселись, окруженные зеркалами. Обеденный стол, еще без яств, был уставлен дорогим восточным фарфором. Паола смотрела на Головинского, не узнавая в нем игривого, очаровательного шутника, который развлекал журналистов своими искрометными фантазиями. Теперь это был жесткий, почти жестокий властелин, не терпящий возражений. И эта жестокая сила и деспотизм пугали и влекли Паолу.
– Положение в стране, господа, ухудшается с каждым часом. Кризис и остановка производств. Крым, Донбасс, Ближний Восток и вражда с Западом. Собачья грызня элит и заговор против президента. Все это стремительно сходится в точку и сулит взрыв. Повторяется семнадцатый год, повторяется девяносто первый.
– Пусть взрывается! – произнес музыкант Боревич, скаля желтые зубы. – А я буду играть на саксофоне, как играл в девяносто первом!
Головинский строго взглянул на рок-звезду и продолжал:
– Президент мечется, чувствует себя в западне. Уже никому не верит из своих приближенных. В панике будет срезать головы. Искать людей на стороне. Замышляет «новый курс». Все это, как вы понимаете, грозит катастрофой.
