Когда триумфальное шествие закончилось, Домицилла, заметившая заплаканные глаза своей рабыни и полная к ней участия, отпустила ее, так как пока не нуждалась в ее услугах.
В черных траурных одеждах, с широким покрывалом на голове, тяжелой корзиной в руках Феба тотчас же отправилась в иудейский квартал. Немалых усилий стоило ей добиться пропуска через мост, на котором находился отряд военной стражи. Только после того, как она сказала центуриону что она рабыня Домициллы, родственницы императора, ей позволили пройти. Миновав ряд маленьких домиков, Феба остановилась перед домом Аарона бен Анны. Старая служанка открыла Фебе дверь и поприветствовала ее обычными среди иудеев словами: "Мир с тобой".
– Могу я поговорить с учителем? – спросила Феба.
– Сегодня он никого не принимает, – ответила служанка, – он плачет и молится в этот великий день скорби. Ах, – жалобно заговорила старуха, – до чего пришлось нам дожить! Святого города уже нет более, храм разрушен, священные реликвии пронесены по улицам Рима для триумфа нечестивых!
Подавленная горем Феба сказала сквозь слезы:
– Иди и скажи учителю, что я желаю говорить с ним.
Спустя несколько минут служанка возвратилась и провела Фебу в комнату, окно которой наглухо было закрыто ставней. Феба едва смогла отыскать в полутьме сгорбленную фигуру раввина.
Когда Феба подошла к старцу, он медленно поднял свое лицо, обрамленное белой бородой.
– Мир с тобой, дочь моя, – сказал раввин, – что привело тебя ко мне в этот день, над которым да будет проклятие на все времена?
– О, отец мой, – отвечала Феба, разразившись потоком слез, – я видела, как первосвященника Господня вели с цепями на руках, он шел в своих священных одеждах, осыпаемый издевательствами толпы, мне пришлось видеть, и это разрывает мое сердце на части, как святотатственные руки безнаказанно срывали с помазанника Божия украшения и как он оставлен был без своих одежд, а теперь… теперь…
Несчастная Феба не могла продолжать дальше; она закрыла лицо руками и начала плакать от безутешной скорби.
– Неужели мы допустим, чтобы тело помазанника Божия брошено было в общую яму вместе с телами языческих преступников? Все, что я из года в год откладывала, чтобы откупиться на свободу, все эти небольшие сбережения я принесла теперь тебе, отец мой. Возьми их, чтобы выкупить прах первосвященника у стражи и похоронить его среди своих братьев.
– Да благословит тебя Бог отцев наших! – отвечал старик, но то, для чего ты так великодушно желаешь пожертвовать свои сбережения, уже сделано, уже приготовлен даже саркофаг, в котором будет покоиться тело в одной из гробниц на Аппиевой дороге.
