Я медленно побрела вниз по лестнице.
Мне жалко людей. Очень жалко. Так, что скручивает внутренности.
Но Даймонд…
Я остановилась и расплакалась.
– Сеньора Бренна!
Оттавио возник, как всегда, бесшумно.
– Прошу вас, пойдемте вниз. Вас ждет ваша чашка с какао.
Я оперлась на его руку, и мы спустились. Да, ужин ждет меня. А еще – ждет Даймонд.
А что я ему скажу?
Пока я пила – вернее, впихивала в себя какао, чтоб были силы, и отирала с лица слезы, Оттавио суетился вокруг, подкладывая на тарелку печенье и отгоняя любопытную горничную, которая так и норовила задать какой-то вопрос.
– Сеньора, – сказал он наконец. – У меня есть чудесная нюхательная соль.
– Неумолимая, Оттавио, – произнесла я, глядя в никуда. – Неумолимая! Давай свою соль.
Гадость, которую он заставил меня нюхнуть, привела в чувство моментально. Пожалуй, я даже готова пойти к Даймонду, ведь мне необходимо спросить его кое о чем. Но вот сообщать ли ему о ходе событий? Он же со вчерашнего дня в неведении. Если только…
– Оттавио?
– Да, Неумолимая?
– Ты говорил хозяину про суд?
– Нет, сеньора Бренна, – вздохнул он. – Мне очень хотелось рассказать, но я не посмел.
– Ну вот и славно, – заключила я, поднимаясь. – Я расскажу сама. Который час?
– Без двадцати десять, Неумолимая.
– Пора собираться. А что, охрана все время там?
– Да, они дежурят попеременно. Не понимаю, зачем это нужно. Хозяин никуда не сбежит.
– У них тоже правила, – усмехнулась я. – Все миры разные, но в каждом есть обязательные элементы. Как, например, тюрьма и независимая охрана. И законы, которым они подчиняются, написаны не креадором, а Верховными творцами. Далеко ли нам идти?
– Во флигель, Неумолимая. Прошу вас следовать за мной.
Оттавио подал мне мою шаль. Этой шали уже много лет, но я не расстаюсь с ней, особенно холодными вечерами.
Сейчас был как раз такой.
Мы вышли во двор. Узкая дорожка, посыпанная гравием, вела к одноэтажному каменному флигелю. Оттавио распахнул передо мной дверь, и мы сразу очутились в коротком широком коридоре. На стуле у крепко сбитого стола сидели два гвардейца и резались в карты. При виде нас они вскочили с мест, хотя в струнку и не вытягивались. Насколько я помню – мне они не подчиняются, значит, это элементарная вежливость.
– Свидания разрешены, я полагаю? – спросила я, изо всех сил сохраняя хладнокровие. Кто знает, что за люди эти гвардейцы.
Ни слова не говоря, один из них вышел из-за стола и кивком предложил мне следовать за ним.
Коридор сразу заворачивал. За углом находилась камера – одна-единственная. Помещение с решеткой во всю стену. За решеткой на койке сидел мой креадор. Увидев меня, он вскочил, но не сдвинулся с места. Гвардеец отпер замок и, открывая дверь, буркнул:
