– Ну и валяй, – охотно согласился Сидоркин. – Ну что, еще по капельке? У кого бутылка?
Третья бутылка была у меня, но вытащить ее я не успел: в столовую вошли двое дружинников – один высокий и плечистый, с всепонимающим взглядом, другой маленький и щуплый. У дверей огляделись и направились прямо к нашему столику.
– Ну что, ребята, выпьем жигулевского, – радушно пригласил Сидоркин и наполнил свой стакан пивом.
– В другой раз, – сказал высокий дружинник и, отогнув скатерть, заглянул под стол.
Я замер и посмотрел на Сидоркина. Сидоркин отхлебнул из стакана пива и тоже заглянул под стол. Ермошин вдруг вскочил с места и, сказав, что надо бы принести чаю, не спеша пошел к окну выдачи.
Сидоркин и высокий дружинник разогнулись одновременно и посмотрели друг другу в глаза. Дружинник – удивленно и испытующе, Сидоркин – дружелюбно и доверчиво.
– Да, – сказал высокий дружинник, – извините, пожалуйста.
– Ничего, не стоит, – вежливо сказал Сидоркин, – заходите еще.
– Извините, – повторил высокий дружинник. – Пошли, Олег.
Они уже дошли до дверей, но Сидоркин позвал их:
– Ребята!
Дружинники снова подошли. Ермошин получил свой чай, но, увидев, что дружинники вернулись, остался у окна выдачи и читал приклеенное к стене меню.
– Ребята, – сказал Сидоркин дружинникам, – хотите, покажу фокус?
– Какой фокус? – спросил маленький, и глаза его заблестели от любопытства.
– Ну какой. Обыкновенный, как в цирке, – пообещал Сидоркин. – Только между нами. Идет?
– Идет, – сразу же согласился маленький, и высокий нехотя подтвердил:
– Идет.
– Ну ладно, – сказал Сидоркин, – глядите под стол.
Дружинники посмотрели. Сидоркин поднял ноги. На полу остались две пустые бутылки.
– Видели? – спросил Сидоркин. – Больше не увидите. – И, опустив ноги, снова прикрыл бутылки штанинами.
Дружинники растерянно поглядели друг на друга, не зная, как им вести себя в таком случае, но потом, видимо, вспомнили о своем обещании.
– Ладно, – сказал высокий дружинник, – в другой раз будем знать. До свидания.
Они ушли. Ермошин подождал, пока дверь за ними не закрылась, и вернулся к столу.
– Ну как чаек? – спросил Сидоркин. – Не остыл?
– Остыл, – сказал Ермошин, глядя в сторону. – Вы, ребята, на меня не обижайтесь. Если б что вышло, мне было бы больше всех неудобно.
– Что ж так? – спросил Сидоркин.
– Ну, понимаешь. Я же веду общественную работу. Меня знают. Скажут: «Сам выступаешь на собраниях, и сам же…»
– А ты одно из двух, – сказал Сидоркин, – или не пей, или не выступай. Женька, давай твою бутылку.
