Невыносимый | страница 4
Чтобы убедить Диану, что она должна жить, мне придется познакомить ее со смертью. Медленный, болезненный процесс, где она встретится лицом к лицу со своими страхами. Я заставлю ее бороться сильнее, чем других… Я хочу, чтобы она сражалась.
Мелодия фортепиано утихает, и Бетховена сменяет что–то другое. Я поднимаю голову к монитору, на котором полностью видно общую комнату. Пальцы Вероники медленно двигаются по клавишам. Сначала изящно, кое–где усиливая звучание, как указано в нотах. Циферблат показывает, что время почти одиннадцать часов. Я встаю и откладываю ручку в сторону.
Время для финального теста. Теста, который подведет черту и покажет мне, как обстоят дела.
Ей двадцать два года, они три раза пыталась покончить с собой, и поэтому пришла ко мне, в таком состоянии, которое я называю — абсолютный хаос. Она думала, что я здесь для того, чтобы помочь ей умереть, после всей той боли, которая копилась на протяжении всей жизни, где ее насиловал собственный отец. Вся процедура должна была занять 4 недели, и Вероника согласилась, даже когда я настоял на том, что она должна стать моей рабыней. Не в плане секса, но тем не менее, такой же податливой. Ни она, ни один из тридцати двух других рабов придя сюда, не поняли, что все они здесь по одной причине. На самом деле, никто из них не хотел умирать. Если бы это было так, все бы закончилось, как только они нашли бы пистолет. Помощь — вот, что они искали, даже если не были уверены, что именно привело их ко мне. Некоторые считали мои методы отвратительными, но я возрождаю в них желание жить. В каждом из них.
Легкий звук моих шагов едва ли слышен, когда я направляюсь в темную комнату, где храню все так, как мне удобно. Я достаю из кармана ключ, и плавно вставляю его в замочную скважину, открывая толстую дубовую дверь. Поднос, который мне нужен, стоит на столике у дальней стены. Бритвенное лезвие, кинжал, пистолет, баночка с таблетками — лежат на подносе, укрытом белой скатертью. Она сама должна сделать выбор.
По пальцам скользит холодок, когда я иду в переднюю часть дома. Музыка становится громче, когда я переступаю порог, и прочищаю горло. Вероника убирает руки, встает на ноги, обходит пуфик, и склоняет голову, чтобы опуститься передо мной на колени.
— Господин, — медленно произносит она.
Я знаю, что она ждет моей команды. Возможно, она думает, что это будет дополнительный урок, но это конец.
— Встань, рабыня.
Она поднимается, и только потом видит поднос, который я держу. Она резко втягивает воздух ртом, и ее взгляд встречается с моим. Там, где однажды я видел страх, смешанный с соблазном, теперь я вижу лишь шок и непонимание.