— Я и сейчас не уклоняюсь. Это и есть ответ. То, о чем пишет твоя мать, относится к области чувств. Я не могу объяснить такое рационально. Как можно определить, что такое «умный любовник»? Ты можешь сказать: нежный, опытный, чуткий… Но ведь это не больше чем опись неких свойств, не так ли? Самое главное, важное, все равно остается непостижимым. (Я понял, что ты цитируешь «Маленького принца» Сент-Экзюпери, которого мне когда-то читали.) А может, все дело просто в потребности… да, в потребности, которая побуждает такого человека любить — не важно кого, любую женщину, главное — любить, ощущать привязанность, лелеять эту связь, — не ожидая ничего взамен, просто сознавая, что эта любовь вообще является залогом его существования на свете, и только благодаря ей он еще способен выдерживать все испытания, неудачи, даже угрозу смерти… И тогда весь его пресловутый «ум» оказывается на поверку просто неодолимой тягой или потребностью. Но разве можно объяснить такую потребность человеку, который сам ее не ощущает?
В твоем спокойном, даже несколько дидактическом тоне вдруг послышались нотки волнения. Ты замолчал, а я почувствовал такую нежность и доверие к тебе, что больше не в силах был скрывать самые страшные свои подозрения — в отношении отца.
К удивлению, ты встретил мое признание с изрядным скептицизмом. Покачав головой, ты сказал, что знаешь его с детства и уверен, что мои подозрения абсолютно беспочвенны. Твои заверения совсем не убедили, но тут появилась Дороти с блюдом фруктов на десерт, и наш разговор прервался. Когда она вышла, я хотел было вернуться к подозрениям насчет отца, но ты стал расспрашивать о мистере Кэе. Тебе почему-то хотелось узнать о нем побольше.
— Ну, это такой глубокий, интеллигентный, тихий человек… Думаю, ему лет пятьдесят, — сказал я.
— Но одной только глубины, пожалуй, недостаточно для понимания специфики таких чертежей… да и того, что речь идет о ракете, тоже…
— Он намекнул, что когда-то занимался чем-то подобным…
— А где он живет?
— Я… не знаю.
Тут я окончательно ощутил себя каким-то безалаберным недоумком — получалось, что я практически ничего не знаю о человеке, которому так доверял. Попытался припомнить что-нибудь еще, но этого оказалось до крайности мало.
— Все-таки уверен, что он в порядке, — промямлил я, наконец, окончательно смущенный.
Ты мог, конечно, состроить скептическую мину или упрекнуть меня взглядом, но, как всегда, оставался на уровне.
