— Что-то тут застряло, — констатировал я, показав на мусороизмельчитель.
Усевшись за кухонный стол, она подперла голову руками.
— Налей мне кофе, — сказала она.
Я протянул ей остатки мусорного пакета:
— Ты измельчала картон?
— Там были всякие ненужные бумаги…
— Только бумаги?
— А в чем дело, ты нашел еще что-нибудь?
Слайд лежал у меня в кармане, но что-то в ее неожиданном вопросе заставило меня соврать.
— Да нет, — промямлил я, — там все измельчилось…
Помню, как я жевал кусок булки и думал: что же я на самом деле знаю о ней? Вот сейчас она явно солгала — должен ли я из этого заключить, что она лгала и в других делах? Почему она так мирно настроена? Почему ни словом не упоминает о вчерашних событиях? Мне вдруг захотелось заговорить о них самому, но я тут же решил, что в этом нет ни малейшего смысла.
Ты, разумеется, хорошо знаешь мою мать. И тем не менее: что ты знаешь о том, как живут сын с матерью в чужой стране, подолгу оставаясь одни, потому что отец большую часть времени проводит вне дома? Годами царила между нами та особая дружба, которая бывает между двумя людьми, каждый из которых — единственная родная душа для другого. Даже отец, изредка бывая дома, порой говорил, что ощущает себя «третьим лишним». Как-то он сказал — в шутку, конечно, — что мать родила себе не сына, а друга; в другой раз, когда они поссорились, он упрекнул ее, что она меня портит, делая из меня того мужчину, которого искала всю свою жизнь. Даже сегодня, когда отношения между нами стали куда более прохладными, я чувствую себя очень привязанным к ней. Эта привязанность позволяет понимать ее без слов. Вот и в это утро я вдруг понял, что все ее умолчания вызваны тем, что она попросту избегает ситуации, когда ей придется сказать напрямую: «Пожалуйста, не рассказывай об этом отцу…»
Мы покончили с завтраком, мать отправилась в свою комнату читать, а я стал бесцельно слоняться по квартире, заглядывая во все уголки. Потом мне это надоело, и я зашел к ней. Оторвавшись от книги, она посмотрела на меня:
— Тебе не по себе, да?
Я кивнул.
— Понимаю… У самой бывают минуты, когда жизнь вдруг кажется такой сложной… ну просто непереносимой.
Вот в этом она вся. Стоит ей только захотеть, и без малейшего усилия она в состоянии совершенно точно уловить, что у меня на душе. И выразить это в самых подходящих словах.
— Ну хочешь — давай подумаем вместе. — Она приподнялась и взяла меня за руку. — Что, собственно, произошло? Какой-то незнакомый человек влез в твою машину и наговорил кучу глупостей. Но ведь это вполне мог быть какой-нибудь ненормальный. Или даже вполне нормальный, только передать свое сообщение он хотел не мне, а кому-то другому… просто обознался. А тебе могло показаться, что он назвал мое имя. В конце концов, мало ли машин нашей марки есть в Манхэттене?
