Когда она ушла, Сашка умоляюще посмотрел на физиономию Сандры в шаре.
— А я что? — пожала плечами боевая подруга. — Это ваши пилотские заморочки, меня они не касаются. Между прочим, тебя только что назначили страшим штурманом. Всего через месяц плавания. Радуйся!
— Санька, дак я не смогу! Представляешь, управление в потоке, и с парусами! Я их только на Блике пару раз пока подымал!
— Ничего, я в тебе не сомневаюсь. И Княгиня не сомневается, а уж она побольше меня понимает. Так что расслабься. Или наоборот, соберись, как тебе удобнее.
— Сааанька!
— Нет, ну чего ты так переживаешь? Угробимся — значит, угробимся, что за морока-то?
Какое-то время они все-таки двигались в Стриме, где усиленным с помощью корабельного духа зрением можно было даже разобрать кормовые огни впереди идущего корабля (и где кто-то, без сомнения, видел их собственные огни). Однако потом они ушли в 41й стрим: подобно многим другим ответвлениям, он не имел имени, только номер. Это было не настоящее, сильное течение, способное пронести корабль через полгалактики, а так, обычная флюктуация в эфирной ткани, немногим шире переменных ветров.
И начались многие недели петляния по эфирным волнам, смены одного малоизученного течения на другое, которое вроде как должно было нести их в нужном направлении. Кристаллы использовали редко, только если попадали в штилевой рукав или если течения нужно было постоянно менять. Сашка часто поднимал паруса по настоянию Балл, но у него было много работы и как у навигатора: приходилось постоянно определять их местоположение, вычислять более экономичный курс. Он работал на этих заданиях вместе с Катериной, и Сашка по достоинству оценил девушку. Ее нельзя было назвать гением, но дело она свое знала, причем больше на опыте, чем из учебников. Ей было известно множество мелких хитростей, как заставить корабль выгадать узел-другой скорости, как перейти из одного стрима в другой с наименьшими потерями. Сашка радовался возможности поучиться у нее — хотя она не так легко, как он, например, могла определить их точное место по Узору Мироздания. Этому она училась у Сашки.
В дополнение к своим должностным обязанностям Катерина постелила в кают-компании салфетку на стол и расположила лианы, необходимые для выработки кислорода, не вдоль одной стены, как это делала Людоедка, а живописно. Каюта сразу приобрела домашний вид.
Так прошло много дней: за притиркой, за сложной мелкой работой по смене курса, которая, однако, нравилась Сашке — несмотря на свою внешность легкомысленного атлета, он любил работать головой. В свободное от вахт время, — его условно можно было назвать корабельными «вечерами», — они играли, причем часто вчетвером. Иногда, когда к ним присоединялась Княгиня, даже впятером. Иногда они делали аккомпанемент для Катерины, которая постепенно распелась. Глядя на нее, начал петь и Сашка. Свой баритон Белобрысов не разрабатывал только от лени, а так он звучал почти сценически.
