Я внимательно смотрю ему в лицо, он уже совсем другой, далекий, но при этом так же оценивающе продолжает на меня смотреть.
— У меня есть дела, и я не присоединюсь к тебе за завтраком. После завтрака Ян отвезет тебя обратно в Лондон.
Есть дела, и вдруг я вспоминаю женщину, с которой он провел ночь. Вспышка ревности возникает внутри. Черт побери ее. Черт побери их обоих.
— Спасибо, — как бы невзначай, бросаю я на ходу, поднимаясь по лестнице.
Я умираю от желания оглянуться, но я не делаю этого.
Внутри, я встречаю Марию, парящую по гостиной. Кажется, она занимается какими-то подушками, но скорее всего она стояла у окна, наблюдая за нами.
— Доброе утро, — жизнерадостно говорит она.
— Доброе.
— Чтобы молодая девушка хотела на завтрак? Вафли, овсяные хлопья, полный английский завтра или континентальный, или возможно что-то еще?
— Континентальный звучит довольно-таки хорошо.
— Отлично. Завтрак будет подан в столовую через десять минут.
После ее ухода я подхожу к окну. Как странно все это — я в этом доме, на коне с Джеком Иденом. Десять минут спустя я иду в столовую, которая выглядит также, как и остальная часть дома — богато, великолепно, в которой никто не живет.
Я ем мой теплый, прекрасный слоенный круассан с большим количеством сливочного масла и вареньем, запивая свеже сваренным кофе в полном одиночестве. Как только я заканчиваю еду, Джек появляется в дверях.
Его волосы все еще влажные от душа, он одет в черную рубашку, черные брюки, белый шелковый галстук и бордовые туфли. Я вспоминаю, как он смотрел на меня, появляясь из тумана, вместе со своим жеребцом, как варвар, но потрясающе красивый варвар. Он несет в руке коробочку.
Я удивленно смотрю на него, честно говоря, я больше не ожидала видеть его сегодня. Я смахиваю крошки от круассана и кладу их на салфетку, лежащую у меня на коленях.
— Я принес тебе кое-что, — он выглядит неловко, это совершенно не вяжется с его обычной бравадой мачо.
Я встаю, салфетка падает на ковер.
— У тебя для меня подарок, — тупо говорю я.
Он подходит ко мне и протягивает коробочку, я осторожно беру ее. Это квадратная пятидюймовая коробочка, завернутая в темно-серую бумагу, и перевязанная широкой красной лентой. Весь ее вид кричит о дороговизне.
Я снимаю ленту, разрываю бумагу. Внутри прозрачная пластиковая коробочка с веточкой белой орхидей. Стебель погружен в небольшую колбу с водой, к которой приделан гребень с зажимом.
— Для волос, — мягко говорит он. — Надень его завтра... для меня.
