Женщина поднялась и пошла навстречу помощнику старшины и стражнику. Они едва не сбили ее с ног, подступили к ней чуть ли не с кулаками.
— Где он? Куда убежал? Все равно найдем его!
— Эй, Бабу, выходи! Сейчас спалим твой дом!
Но Бабу уже не слышал всего этого; оказавшись во дворе у соседа, он кинулся к выходу. Наперерез рванулась собака, но тут появился хозяин. Он понял, что произошло, и только спросил:
— Помощник старшины?
Запыхавшийся Бабу на ходу кивнул головой и выскочил на улицу, за которой начиналось кукурузное поле.
Не переводя дыхания, он шел, раздвигая высокие стебли. К счастью, быстро надвигались сумерки. Однако, боясь погони, Бабу не думал об отдыхе, он шел и шел, держа путь к горам. Временами, чтобы увидеть их, ему приходилось останавливаться и подниматься на носках, а потом, чтобы наверстать упущенное, он прибавлял шагу. Но вскоре и горы растворились в сумерках.
Была минута, когда он подумал, что люди будут говорить о нем, как о трусе, мол, оставил мать, брата, а сам сбежал, испугался властей. Его бросило в жар, и он даже остановился, но тут же отогнал от себя мысль о возвращении, вспомнив пристава. Успокоившись после долгой ходьбы, Бабу понял, что он натворил: в аул ему нельзя было возвращаться,— схватят, закуют в кандалы и отправят в Сибирь. Так лучше уйти к осетинам, что живут за перевалом, и переждать. Бабу пожалел о свидетельстве, которое осталось дома. Он его получил весной, когда собрался поехать на заработки в Баку. Напрасно Бза не разрешил ему оставить дом на попечение Знаура. Старший брат отца ревниво оберегал мужчин рода Кониевых, во главе которого стоял. «Наше дело сеять хлеб и выращивать скот»,— неизменно говорил старик тем, кто норовил увидеть белый свет и порывался для этого покинуть аул.
Стемнело, и Бабу уже с трудом различал дорогу. Поле осталось позади, и он шел по равнине, поглядывая на звездное небо. Он хорошо знал это место: равнина густо заросла полынью. Бабу не раз слышал, как старики сокрушались, что ее нельзя пахать: под ней был толстый слой гальки. Очевидно, здесь когда-то текла река. Правда, старики об этом ничего не помнили. Значит, это было в далекие времена.
Шел Бабу быстро, хотя погоня уже не была страшна и можно бы отдохнуть. Но Бабу не чувствовал усталости. Его несло вперед, в горы. Идти в Куртатинское ущелье к родственникам он не решался: пристав, наверное, уже послал туда своих людей. Перейти перевал у Мамисона или Зака будет еще трудней. Там расставлена стража. Разве что попытаться через Стур-Дигорию. «Да, пойду туда»,— решил он и пошел быстрее...
