– И… где ты теперь будешь жить?
– У мамы, где же еще. Снять квартиру мне не по средствам. К тому же, как ты, наверно, догадываешься, я теперь – безработная.
В конце мая Андрон отчалил в новый поход. На сей раз компанию ему я не составил. Собственно говоря, он меня и не звал. Что до разбитой яхты, которая теперь считалась моей, она так и не обрела изначальную цельность.
Моя жизнь раздвоилась еще тогда, год назад. Но осознал я это только сейчас, в кризисной ситуации. Игривая легкость, с которой я игнорировал реальные обстоятельства, обнаружила свою карнавальную фальшь. В моей судьбе существовали две женщины. Рано или поздно я должен был что-то решить. Я отодвигал эту необходимость, как заболевший – визит к врачу, страшась услышать окончательно честный диагноз.
И вот это сделали за меня. Ждать у моря погоды Любава не стала. Точней, не смогла. В ней не было той терпимости, какую жизнь воспитала во мне. Ушла от Андрона. Хотелось думать, это ее личное дело, она взрослая девочка, все понимает и располагает свободой выбора. Но что-то подсказывало, что ушла она не из-за пресловутого «несходства характеров», а из-за меня. То есть, ко мне.
Что прикажете с этим делать?
Я стал вести двойную бухгалтерию. Для начала – оплата сотового Любавы. По моей вине она лишилась и мужа, и заработка. Жалко ее, дуреху. И еще, стал откладывать деньги. На всякий случай.
Основную часть выручки по-прежнему отдавал жене. Фактически она продолжала меня высасывать. Но если прекратить с нею секс оказалось нетрудно, то прекратить перекачку денег никак невозможно. Моя гипотеза обрела беспощадность научной теории: на известном этапе супружеских отношений близость их деградирует, делается ненужной, и как проститутка норовит в идеале ограничиться флиртом, так и моя Бедная, не горюя о сексе, вожделела лишь денег.
Она тщательно контролировала мой кошелек. Дотошно изучала ведомость по зарплате. Пересчитывала любую наличность, не брезгуя «черным налом», и была озабочена, что чернухи стало вроде как меньше. В ней вызревала нервозная подозрительность. Ей все чаще казалось, что я таю он нее заначку. Конфискованные деньги она складывала в семейный наш сейф, а куда прятала ключ – не моего ума дело. Спорить о справедливости было лень. Меня занимала чисто академическая постановка вопроса: сколько должна зарабатывать получившая равноправие женщина, чтобы перестать устраивать мужу шмон, выгребая последнее? Как-то раз спросил ее прямо. Она заявила, что, оказывается, копит деньги на квартиру побольше. Не вполне ясная и, в свете обнаруженной правды, абсурдная цель. Разве что – перспектива размена?
