А новый начальник лагеря продолжал свирепствовать. Каждый вечер на площадь сгоняли уставших, проработавших 12 часов пленных и устраивали наглядные экзекуции: одних провинившихся сажали в карцер с мокрыми каменными стенами, где был холод и клопы. Других избивали нагайками — такими резиновыми плетьми, на концы которых привязывались металлические гайки. При ударе кожа сразу же лопалась.
После такого наказания человек несколько дней не мог сесть, а шрамы оставались на десятки лет. Как, например, у меня.
Кроме того, узнав, что дети пользуются проделанным в проволочном ограждении лазом, начальник поменял время подачи электроэнергии и стал наблюдать, что будет.
Я норовила первой пробраться через проволоку. И в этот раз я быстро побежала, но заплакал мой брат Эдик, я вернулась к нему и стала успокаивать его. Вдруг раздался крик. Я обернулась и увидела, как два мальчика повисли на проволоке, их руки сразу же стали черными, обгоревшими.
Из-за угла вышел начальник лагеря и тряхнул проволоку. Трупы мальчиков свалились к его ногам, лица их тоже были черными. Я вместе с братом спряталась в бараке.
Я так хотела, чтобы этот ужасный человек так же, как мальчики, почернел от проволоки, за которую он продолжал держаться! Но нет! Я слышал его громкий голос, значит, он был жив и здоров…
Мы с братом легли на верхние нары, укрылись одним одеялом. Я лежала, а перед глазами рисовались разные картины смерти начальника лагеря. Поздно вечером пришла мама, ей уже кто-то рассказал о случившемся. Она сначала меня обняла, а потом стала ругать и кричать, чтобы я не смела больше никуда ходить, чтобы все время сидела в бараке.
Через несколько дней мы узнали, что наш лютый начальник погиб при бомбежке. Ура! Теперь я свободно могла ходить по территории лагеря. Но через проволоку ходить уже не решалась.
В середине декабря 1944 года появился новый начальник. Пожилой, толстый, в поношенной офицерской форме без погон, скорее похожий на бюргера, чем на кадрового офицера. В сопровождении нескольких офицеров СС он обошел всю территорию лагеря, осмотрел бараки, заглянул в столовую, особенно долго оставался в помещении бани.
Некоторое время ничего не происходило, все шло по давно заведенному порядку. Но вот 24 декабря, когда немцы отмечали католическое рождество, объявили выходным днем. В столовой всех пленных накормили пшенным супом, заправленным каким-то жиром, потом дали по кружке молочной сыворотки и куску хлеба.
