В рейхе к концу войны в рейхе не хватало продуктов питания, одежды, электроэнергии, бензина и многого другого. Даже электрический ток, пропускаемый по проволочному ограждению, стали периодически отключать, но делали это секретно, чтобы пленные не разбежались.
Но мы, дети, как-то умудрялись пробираться к ограждению подальше от здания администрации, проделывали под проволокой руками и палками лаз, вылезали через него наружу и бежали к мусорной свалке. Там мы рылись в куче мусора, отыскивая старую одежду, остатки продуктов: кусочки хлеба, подгнившие овощи и фрукты, и даже поломанные игрушки. Все трофеи мы приносили в барак и там делились с теми, кто был слишком мал или слаб от голода и болезней.
Однажды, когда я побежала к проволоке, за мной увязался мой брат Эдик. Ему было всего два с половиной года, он еле ковылял на своих рахитичных ножках, и мы не могли с ним догнать наших. Поэтому я повела своего братика на самую близкую к лагерю свалку.
Она была маленькая, но и на ней можно было найти какие-то остатки продуктов. Около свалки мы увидели заплесневелую корочку хлеба, но не подняли ее. И тут же нашли полбуханки хлеба, которую я спрятала подмышку. Эдик зачем-то прихватил с собой кастрюльку без дна, и мы двинулись к лагерю.
В этот момент из-за угла свалки появился очень худой человек: на нем была грязная рубашка, рваные брюки, на голове ежиком торчали пучки волос, подбородок зарос седой щетиной, ноги босые и сильно израненные. Он кинулся к той корке и вцепился в нее зубами.
Я неосознанно протянула этому человеку, который оказался голоднее нас, спрятанный подмышкой хлеб. Он жадно схватил его, что-то промычал, из глаз его покатились слезы. Махнув рукой, несчастный человек куда-то побежал, а мы с братом пошли к лагерю.
Погода была прекрасная, светило солнышко, мы шли вдоль реки по зеленой аллее. Лагерь располагался на другой стороне реки, нужно было перейти мост. Вдруг мы услышали гул сирены, оповещающий о налете самолетов.
И действительно, сзади раздался свист падающей бомбы. Мы оглянулись — мост завалился в реку. Подойдя к проволочному заграждению, увидели маму, пролезли под проволоку. Она шлепнула нас, но потом обняла и расплакалась.
Эдик вытирал своими ручонками ее слезы, утешал: «Мамочка, не плачь! Мы тебе принесли кастрюльку», — и подал ей кастрюльку без дна.
Мама посмотрела на нее и рассмеялась: «Сыночек, что я буду в ней готовить? Ведь у нас нет ничего». Мой братишка нашел способ добывать пищу. Он уже довольно бойко говорил по-немецки. Когда Эдик видел, что какой-нибудь солдат жует бутерброд, он подходил, дергал за штанину и говорил по-немецки: «Папа! Папа! Я хочу кушать».
