— Мама, он говорит как священник!
— Тише, детка. Это невежливо, — сказала мать.
— Здорово у тебя получается, — сказала долговязая девочка Пьеру.
Грудь Клер была еще плоской как у ребенка, но за последний год ее ноги стали длиннее и приобрели приятную симметрию. Если кровь Клермонов и Эпиналей смешалась в Клер так же, как в Луизе, есть основания надеяться, думала мать, что ее грудь, как и ноги, в конце концов станет необыкновенно прекрасной.
— Я научился у священника, мадемуазель, — ответил Пьер.
— А где ты выучил ту часть, в которой говорилось о болезни и засухе? — спросил сэр Роберт. — Я не припоминаю, чтобы я когда-нибудь слышал точно такую молитву.
— Нет, сэр. Я вставил эти слова, потому что забыл часть молитвы.
— Я бы не смог найти подходящие слова, а ты, Бернар? Твой священник хорошо обучил тебя, мой юный друг.
— Можно он будет учить меня латыни? — воскликнула Клер. — Мама, могу я заниматься латынью с Пьером из Милана?
— Не все сразу, — ответила мать. — Это требует длительного времени.
Бернар предложил, по крайней мере, попробовать, так как надеялся, что Пьер выпустил свою стрелу, сказав все, что он знает.
— Мы начнем, мадемуазель, с amo, amas, amat[9], — сказал Пьер, немного помедлив, — что означает действие и предпочтение.
Изамбар позеленел бы, услышав эти слова. Любить — означает действие! То был результат светских уроков каноника, а вовсе не церковного подхода Изамбара к изучению латыни.
— Когда вы хорошенько выучите это, можно переходить к другим словам.
— Прямо священник! — тихонько хихикнул сэр Роберт.
— К словам, обозначающим вещи, которые человек предпочитает? — спросила Клер.
— Латинский язык очень сложен, — сказал ее отец. — Не следует пытаться выучить сразу много слов.
Вошел управляющий с огромным серебряным подносом, который был нагружен едой. Прислужник взял их серебряные тарелки и управляющий положил на них все лучшие куски, а то немногое, что осталось, пошло на стол, где сидели сержант и другие. Они ели всего лишь гусиное мясо, которое Пьер ел всю свою жизнь, самое дешевое мясо в Нормандии. Репа была жесткая, а капуста грубая. Подвалов сэра Роберта еще не коснулся голод. Вино в серебряной чаше Пьера ничего не стоило по сравнению с вином в доме оружейника, где чаши были медные.
— Мы должны покинуть Париж через день или два, — сказал сэр Роберт. И затем, обращаясь к Пьеру: — Без сомнения, в Нормандии полно продуктов, но здесь, как видишь, мы постимся каждый день. И управляющий говорит, что с каждым днем все труднее и труднее доставать провизию.
