Сколько времени заняло мое героическое пожаротушение, не знаю. Мне кажется, минуту-полторы. А жена уже ждала меня на террасе, тепло одетая, с Колькой, мирно спящим в коляске под двумя одеялами. Молодец у меня жена.
— Может, оденешься? — спросила она.
Тут я обнаружил, что я — всего лишь в трусах, майке, босиком.
— Думаешь, надо?
Только тут мы испугались. Вдруг, как по команде, нас обоих начало колотить крупной, припадочной дрожью.
— Что-то и вправду не жарко… — сказал я, биясь и стараясь припрятать пляшущие руки.
— Да уж, чай, не лето…
Я заметил, как она старается не смотреть в сторону коляски, где спал Колька.
Ужас того, что могло бы произойти, только сейчас ворвался в наш дом и темным, голову кружащим вихрем, запоздало торжествуя, носился вокруг нас, аж приплясывал… Потом мы сидели в сарае, ждали, когда от затопленной печки потянет наконец теплом — Колька по-прежнему спал, — а мы тесно и нежно обнимали друг друга, дрожащие, пытались согреть друг друга, и она плакала.
— Погорельцы… — повторяла она, всхлипывая, — этого нам только не хватало. Погорельцы…
— Ты знаешь, мне кажется… Ты знаешь, мне кажется, что это Господь его оберег.
— А как же? — просто согласилась она. — Кто же, как не Он. — И вдруг разом, глубочайше успокоились.
Прекрасна жизнь! Вот мое самое дорогое воспоминание: зима, промозглый темный сарай, серый рассвет за окном, и мы — любящие друг друга, родные друг другу, спасенные Господом, впервые сладко себя ощутившие под крылом Его.
Мы — я и жена — нежно и бережно держим дрожь друг друга — Колька спит — в холодной печи медленно и трудно разгорается пламень, который согреет нас.
И все — впереди. И все — по плечу. Мы молоды, мы вместе, мы живы и — прекрасна жизнь!
— Глянь! — сказал жена. — Что это?
Из-под крыльца к улице через нетронутый снег тянулась едва приметная взгляду тропка. Ближе к дому она была тонко припорошена древесной пудрой и там отчетливо читались следы от мелких когтистых худощавых лап, чем дальше к забору, тем все больше светлела, а вдали уже совсем сливалась с окружающим снегом.
— Ага-а-а-га! — Я заорал во всю глотку, мстительно и торжествующе. — Перепугались, сволочи?!
Жена глянула на меня с пылким изумлением, но и слегка, правда, сочувствующе — как на тронувшегося головкой.
— Это же крысы!! Они испугались пожара!
Господи! Какой же я был дурак, что не вспомнил до сих пор… Единственное, чего они по-настоящему боятся, — это пожара. Предки наши уже давно догадались об этом. Когда надо избавиться от этих тварей в доме (я где-то читал или просто слышал от кого-то), подкидывают им подпаленный в огне крысиный труп. Как же я вовремя не вспомнил об этом??
