Кольку, как нам казалось, она любила. (Не удивлюсь, впрочем, если все другие родители той поликлиники тех времен то же самое скажут об отношении Калерии Ивановны к их чадам.)
Штучное было к пациенту отношение в той поликлинике — вот что прельщало необыкновенно. Прямо-таки очаровывало, как просто, добротно, легко и с видимым удовольствием исполняли и доктора, и медсестры свое предназначение тут.
(В городе, мы уже привыкли, врач встречает вас с плохо скрываемым раздражением: «Еще один!!» Он смотрит на вас белесыми от неприязни глазами как на наконец-то обнаруженного им виновника и невысокой своей зарплаты, и плохого жилья, и адской своей загруженности. Он осматривает и выслушивает вас, ничуть даже не стараясь скрыть абсолютного своего пренебрежения к вашим хворобам и болям. Для него вы — досаду доставляющее, время отнимающее Ничто. В нем даже и врачебный соревновательный азарт начисто уже выветрился (если, конечно, был когда-то): обнаружив в больном болезнь, он не воспламеняется страстью померяться с нею силами и во что бы то ни стало одолеть ее — поскольку Врач и Болезнь, встретившиеся лицом к лицу, не имеют права разойтись мирно, это испокон веку заведено… Нынешний же лепила с готовностью, чуть ли не с облегчением делает шаг в сторону, обнаружив более-менее сложный недуг в больном, он уступает Болезни дорогу и ни малейших при этом угрызений совести не испытывает.)
В той поселковой бедной поликлиничке мы застали истинных, истинно здоровьем людей, как своим собственным здоровьем, озабоченных, будто бы из светлой тьмы российского прошлого пришедших настоящих сельских лекарей. До сих пор вспоминаем о них добро и благодарно.
Колька любил ездить в поликлинику. Он вообще обожал всяческое общество. Сидючи в коляске и едучи по улице, непременно норовил цапнуть любую из проходящих мимо старушек. А увидев скопление (больше двух) людей, тотчас начинал восторженно почему-то орать: «Ура!», чуть не вываливаясь при этом из своего ландолета.
Попав в кабинет Калерии Ивановны — беспрестанно строил умильные и, как считал, трудноотразимые гримасы, улыбался во весь рот и непрерывно, конечно, пускал струю от нестерпимого восторга своего общения с медициной.
«Ну, вот и дождик пошел…» — неизменно и неизменно добродушно комментировала этот салют Калерия Ивановна, отряхивая халат.
Педиатр она была, мне кажется, от Бога. Я ни разу не слышал, чтобы за дверями ее кабинета ребенок — не грудничок, конечно, — плакал.
