— Иди зови смену, — сказал он Михаилу.
Когда тот ушел, он хотел поднять кайло, но не смог. Все время он работал не покладая рук, а сейчас едва держался на ногах. Четверо забойщиков молча смотрели на Валентина.
«Ведь если я не подниму кайло, они свое тоже не поднимут. Нет, — напрягаясь всем телом, думал Шапочкин, — я должен во что бы то ни стало осилить эту слабость».
Он рванул кайло. В глазах поплыли зеленые круги, каждый удар кайла нестерпимой болью отдавался в ушах. Валентин боялся остановиться, боялся оглянуться назад. Так продолжалось несколько минут, а ему казалось, что прошло много часов. Наконец кто-то потянул его за капюшон.
— Давай кайло! — услышал он голос Еремея. — Смена. Иди отдыхай!
Валентин с трудом добрался до полка, но залезть на него не мог. Совсем обессилев, он сел прямо в воду.
— Погоди, что ты! — испуганно зашептал подошедший Михаил. — Давай помогу. Вон сколько народу смотрит. Как же ты так?
— Не нужно, — запротестовал вдруг Валентин, отстраняя Михаила. — Не нужно. Я хотел только кровь обмыть. А встать я и сам могу.
Поднявшись на полок, он лег лицом на чью-то руку и устало закрыл воспаленные глаза. «Нужно немного отдохнуть, отдышаться. Наверно, это у меня от сильного напряжения. Нехорошо так, — укорял себя Валентин, — важно примером стать, а я раскис совсем».
Принимая решение пробиваться в соседний штрек, тройка определила расстояние до штрека от девяноста до ста аршин. Рассчитывали проходить за каждый час три аршина, а всю работу закончить за тридцать три часа. Первое время работа шла успешно. Но вскоре шахтеры натолкнулись на такую твердую породу, что продвижение сократилось в два раза. Затем начал ощущаться недостаток кислорода. Работы замедлялись еще больше.
С момента взрыва прошло более двух суток, длина ходка уже равнялась девяноста пяти аршинам. Оставалось пробить еще сажени две, а возможно, и меньше.
«Продержаться еще три-четыре часа, и мы спасены», — внушал себе Валентин.
Если бы он сказал сейчас шахтерам, что им придется пробыть здесь еще три часа, многие из них не поднялись бы на работу. Все они, да и сам Валентин, с минуты на минуту ждали конца невыносимых страданий.
С соседнего полка сполз Спиридон; ступив ногами в воду, он начал креститься:
— Матушка, пречистая дева Мария, избавь нас, грешных. — Повторяя слова еще какой-то молитвы, он мучительно и часто дышал. — Пойду, — бормотал Спиридон, — сыночка навестить, надо посмотреть, как он там, жив ли? — И, тяжело передвигая в воде ноги, пошел в забой к раненым шахтерам.
