Она забирает керамический токкури и наполняет чокко издателя.
– До дна, – говорит политик.
Издатель не спорит. Они разговаривают о нейронных издательствах, прогрессирующем двухуровневом языке сознания и о зависимости молодежи от нейронных социальных сетей.
– Но если запустить в сеть новый двухуровневый язык сознания, то это снизит активность социальных сетей и заставит людей либо выйти на улицы, вернувшись к обычному общению, либо изучать новые катехизисы, – говорит издатель Сунан Хурихава.
– И сколько ты планируешь на этом заработать? – спрашивает политик Ацуто Комано.
Издатель мнется, пожимает плечами.
– Хочу в долю, – не то шутит, не то заявляет всерьез политик.
Они говорят о товарообороте в Токио. Говорят о прибылях, которые заокеанские тоталитарно-корпократические страны давно считают в кинетической энергии.
– А на Севере вообще не считают прибыли на душу населения, – говорит политик. – Тоталитарная технократия предполагает, что все принадлежит всем и не принадлежит никому, – он подмигивает, и издатель снова не может понять, смеется политик или говорит всерьез.
Мимо словно призрак проходит якудза в костюме, проверяя, все ли в порядке. Правила клана, их порядок и аскетичная строгость проникли даже сюда. Попытайтесь ударить синергика, расчленить его или просто воспользоваться сексуальными услугами в обход официального заказа – и вас вышвырнут из борделя. Никто не посмотрит, что вы политик или издатель. Клан не считается с законами. Клан сам себе закон, мораль и катехизис.
– Тебе нужно познакомиться с северянином по имени Яков Юст, – говорит политик Ацуто Комано своему другу-издателю.
О северянине ему напомнили нейронные татуировки якудзы. Такие же татуировки покрывают тело Якова Юста – бывшего политического заключенного Севера. После бегства в Токио он встречался со всеми значимыми представителями технократических партий. Ацуто Комано не был первым в его списке, но входил в десятку. Их встреча проходила в офуро – токийская баня, где вопреки запрету вместо синергиков персонал был сформирован из обычных женщин. Они помогали раздеться, проводили омовения. Ацуто Комано распорядился, чтобы купели были многоместными. Яков Юст не возражал. После коррекционных тюрем Севера распариться в купели, пока девушки массажируют плечи, используя лед, казалось ему раем – по крайней мере, Комано надеялся, что казалось. Тогда-то политик и увидел все эти татуировки Юста. Нет, ничего общего с нейронными татуировками якудзы не было – скорее что-то кошерное, любительское и от того еще более ценное, приковывающее взгляд синевой туши и простотой рисунков. На плечах Юста были наколоты эполеты, а на спине православная икона Божьей Матери. Чуть ниже эполетов находились восьмиконечные звезды. На груди – церковь с шестью куполами.
