Томас встревожился:
— Я?
— Да еще как лихо!
— С чего бы это?
— Показывал, как пляшут ваши нечистивые друиды, потом что-то плел про башню Давида, сарацин, Навуходоносора, геенну гадкую, сэра Горвеля по ноздри в землю, на дубы кидался, танцу ассасинов купцов учил, про попугаев рассказывал, на дерево лазил...
Несчастный Томас простонал, держась за голову:
— А на дерево почто лазил?
— А про каких-то абезьянов рассказывал. Как девок крадут и в ветках непотребное творят... У меня сердце чуть не выскочило, когда ты меня на самую верхушку... Фу, стыдоба какая! У нас бабы с медведями живут, тоже поневоле, когда те их всю зиму в берлогах держат, но то ж медведи! Все одно что мужики в полной силе, да еще и волосатые... А обезьяны хуже сапожников.
Томас понуро опустил голову. Это ж сколько грехов придется замаливать, ежели бабка не врет? Да и пить из человеческого черепа — простит ли капеллан? Правда, вино хорошее...
Чаша в его руке была холодная и тяжелая. Серебро поблескивало загадочно, красная поверхность казалась темной, как смола.
— Хоть хороший человек был? — буркнул он несчастливо.
— Яростный воин, — поклялась ведьма. — Сильный и неустрашимый. Голос его был подобен рыку льва, грудь широка, как дверь, а руки с мечом не знали устали. Он многих уложил под дерновое одеяльце, прежде чем его опустили на одно колено. Но и раненый он продолжал сражаться. Когда ему отсекли ногу, он стал обрубком на пень и дрался так, что еще троих поверг бездыханными!
Томас благоговейно отхлебнул вина. Иссохшееся тело жадно приняло влагу, он ощутил, как частицы мощи неизвестного воина, вымываемые крепким вином из толстой кости, переливаются в тело, руки, ноги и сердце христианского воина Томаса Мальтона из Гисленда.
Конь призывно заржал, и Томас стал нехотя приподниматься. Олег сказал, не поворачиваясь:
— Европа все еще покрыта дремучими лесами. На конях проехать трудно... Зато местные... гм... жители обещают помогать.
— А разве тут кто живет?
— И неплохое вино пьют.
— Ну, ежели та ведьма, — проворчал Томас.
Он поднялся, страдальчески перекривился. В голове раздавался колокольный звон, хотя как сэр Томас не оглядывался, колокольни не зрел, но духом не устрашился, так как миражей насмотрелся еще в песках Великой Сарацинии.
— Ты вроде против?
— Нет-нет, — возразил Томас поспешно. — Вино было просто отменное. Хоть и краденное.
— Ну, даже твоя вера не мешает грабить.
— Грабить и красть — не одно и то же. Грабить — благородно, а красть... красть нехорошо.
