Ужасный друг, вероятно, уже приближался. Это было что-то нечеловеческое. И конечно, я не обернулась, а просто ускорила шаг. Ветер трепал и рвал мои волосы. Я бросилась бежать и через другую дверь попала в подъезд деревенского холла раньше, чем он настиг меня.
Он поймал меня за руку и развернул. Отвратительная складка между бровями стала такой глубокой, что почернела.
— Я звал тебя, — сказал он резко.
— Я слышала, — ответила я, с усилием проглотив слюну и затаив дыхание. — Обычно я не останавливаюсь, когда мужчины мне кричат.
— Не мужчины, — он встряхнул мою руку, — а я.
— Значит, не ты, — сказала я, пытаясь высвободить руку, но безуспешно. Я увидела, как он метнул свой быстрый взгляд на бумагу с длинным текстом, которую я держала в руке. — Не собираешься же ты уничтожить это, — сказала я, прижимая к себе бумагу, подобно тому как мать прижимает дитя, оберегая его.
— Обещаю, что ничего не сделаю. Просто я стал более чувствительным.
— Чем я?
— Это будет несложно, — ответил он горько. И частота его дыхания указывала, что он очень сердит. — Чего никак не могу понять, так это, как ты могла стать такой тупой. Ты была такой милой маленькой девочкой.
— Недостаточно поддерживали отношения последние двенадцать лет?
— Дерзкой к тому же.
— Только это ты во мне и видишь.
— Хорошо, знаю я немного, — сказал он с неожиданной горечью.
— Хорошо, дело не в тебе, а в твоих приоритетах. Они все у тебя неправильные.
— Приоритеты, — сказал он, старательно сдерживая гнев и поэтому растягивая слова. — Сложное слово для маленькой девочки.
— Я не маленькая девочка. Хватит считать меня ребенком.
— Когда в Риме… — Он остановился. — Тогда в детском саду считали их детьми.
Я чуть не вырвала страницу из Элоизиной книги и топнула ногой, но я контролировала себя. Я сжала кулаки, и все. Ветер через открытую дверь колебал листок-обращение в моей руке и трепал локоны над моей головой. Я хотела пригладить их, но боялась, что Билл может выхватить у меня петицию сэра Беркли.
— Дети, — повторил Билл, — играете в игры, в то время как мир вокруг вас меняется.
— Сэр Беркли не думает так.
— Он старый человек, — сказал Билл мягко. — Все старое со временем меняется. Он впадает в детство.
— Нонсенс, — сказала я сквозь сжатые зубы и растрепанные ветром волосы. — Почему же ты не скажешь ему об этом сам? Ты можешь найти его легко на балу.
— Я уже разговаривал с ним этим утром.
— О статье?
— Естественно, об этом.
— И ты был в ярости.
Билл вдруг так расхохотался, так искренне и глубоко закатился, что это приводило в бешенство.
