В последние несколько лет в жизни Фрэнка Стаймера происходили изменения. Он чувствовал приближение старости. Но старел он не так, как стареют обрюзгшие люди, проводившие всю свою жизнь между работой и диваном, слушая постоянные упреки толстой жены с кухни и мечтая под конец закончить уже все это к чертовой бабушке. Он старел как стареет известный некогда актер, любитель многих, а теперь не нужный никому, вынужденный сниматься лишь в третьесортных сериалах. Все чаще и чаще Фрэнк замечал, что женщины не смотрят на него так, как раньше; чувствовал, что взгляд его больше не вызывает у них смущенную улыбку. Нередко, вставая утром с кровати и заходя в ванную комнату, он смотрел на себя в зеркало, на морщины вокруг глаз, на новый рубец на лбу, которым наделила его старость, на начинавшие редеть волосы. Он невольно морщился, от чего лицо его принимало еще более старческий вид. "Да, Фрэнки, - говорил он себе, недовольно отворачиваясь от зеркала, - и твой закат уже не за горами... и ты стареешь".
Но как человек, всегда и везде бросавший вызов сложностям, он не хотел, да и не мог просто сложить руки, просто уйти в тень, доживая перед телевизором свои серые оставшиеся года. Он не хотел уйти из этой жизни, как ушли из этой жизни уже многие его друзья и сослуживцы. Ради чего он делал все, ради чего рисковал жизнью множество раз? Ведь он отдал родине всё, бросался в бой, не жалея ни себя, ни тех, против кого он сражался. И теперь, когда солнце пробежалось по небосклону и склонилось к горизонту, оголяя рыжий закат его лет, он вдруг почувствовал, что кроме других, кроме долга, кроме чести в этой жизни есть еще что-то, ради чего стоило и стоит жить; что кроме тех, кому присягал он на верность есть еще и сам он, со своей маленькой, но не менее ценной жизнью. И каждый раз, когда он видел, как те, ради которых он рисковал, предавали интересы страны и его, как гражданина, он чувствовал, как сердце сжималось в груди, и кровь начинала сильнее течь в его венах.
Несколько лет назад он думал уйти в политику. Он хотел избираться от округа, чтобы поправить дела, ведь видит бог, эта страна шла не туда, куда надо, а ведь он любил ее, как не любил никто другой. Ведь ради нее он проходил через все круги ада. Но патриотизм и самоотверженность были нынче не в моде и "все эти пидоры", как называл он их среди своих, теперь были сплошь и рядом во власти. "Как смеют они... они! - он бил тяжелым пивным бокалом по столу в баре, - говорить мне, кого я должен любить и уважать! Кто они такие, чтобы заставить меня признавать то, что я презирал и буду презирать всю свою жизнь!"
