— Хорошо, — сказал Стахурский и поднялся.
Секретарь протянул ему руку.
— Ты женат? — неожиданно спросил секретарь.
Стахурский не ждал такого вопроса и смутился.
— Нет, — ответил он.
— Плохо. Человек, который много работает и предан делу, должен иметь семью.
Стахурский удивился:
— Это почему?
— А потому, что надо одновременно строить и государство и семью. Одно другое, знаешь ли, подпирает.
Они помолчали, и Стахурский вдруг сказал:
— У меня есть невеста.
Секретарь протянул руку и крепко пожал ее Стахурскому, низко склонив голову. Он не сказал ничего, но в крепком пожатии было доброе напутствие.
Стахурский стоял еще растерянный. Слишком много неожиданностей выпало сегодня на его долю, — в голове у него шумело, словно он был немного пьян. Собственно, он просто не знал, что сейчас делать, куда раньше итти. Но секретарь сказал:
— Заболтались мы с тобой. А дел — прорва. Иди. Успеешь и в ЦК и в наркомат.
В шесть часов Стахурский уже сидел в кабинете директора института. Секретарша положила на стол перед ним шесть толстых папок с заявлениями — их было тысяча триста на четыреста мест. А всего студентов в институте было около тысячи.
— Дайте мне, пожалуйста, программу института, — тихо сказал Стахурский.
Секретарша принесла три листа, текст на них был напечатан густо, через один интервал.
— Много есть желающих разговаривать со мной?
— Записалось восемьдесят пять. Но придут еще, — ответила девушка, слегка вздохнув.
— Чудесно, — сказал Стахурский, — я сегодня буду работать до двенадцати и постараюсь принять всех. Назначьте им всем примерно время, чтобы они не томились в коридорах, — пусть пока погуляют у Днепра. — Стахурский улыбнулся, но вспомнил свою вчерашнюю прогулку на Днепре, и улыбка исчезла с его лица. — Идите. Я скажу вам, когда начинать прием.
Девушка вышла. Стахурский немедленно принялся за чтение программы, чтобы отогнать нахлынувшие воспоминания.
Но эти мысли оказались проворнее: они уже успели заполонить его… Он сидел в директорском кабинете института, в котором начал свой жизненный путь. Он пришел сюда зеленым юнцом, и когда впервые переступил порог этого кабинета, как те, что сегодня придут сюда, сердце его замерло: сейчас он отчетливо вспомнил это чувство. Это было незабываемое пугливо-сладостное, тревожно-приятное чувство — он переступил порог, за которым находился не просто незнакомый ему и безусловно суровый директор, а все его невообразимое, пугающее, но и манящее будущее… Потом потекли студенческие годы. Он заходил в этот кабинет все чаще — сперва только за студенческим билетом, потом как староста курса, как редактор институтской газеты, как член комсомольского бюро… Потом три года аспирантуры. Потом четыре года его здесь не было. За эти годы там, в подполье, в партизанском отряде, в армии, на землях Европы, в его памяти даже ассоциативно не возникало представление об этом кабинете. В последний раз он вышел отсюда с дипломом в руках и был уверен, что больше ему уже не придется переступить этот порог. И вот он снова здесь на месте неизменно строгого директора, и сейчас ему предстоит руководить институтом и учить студентов тому, что он сам, кажется, успел забыть…
