— Вы разве левша? — имея в виду, что стакан свой он все время держал в левой руке.
— Нет. Просто нам… точным работникам, очень важно, чтобы правая рука не дрожала, иначе баланс ко всем чертям растрясется. Вот мы и не подпускаем ее к зелью, пусть этим левая занимается.
— Суеверие?
— Есть немножко.
— Баланс бережете, а сердце нет…
— Как это?!
— Левая-то из сердца растет…
Она сказала это так серьезно, что он невольно опустил стакан и долго смотрел в ее глаза. В них не было осуждения. Только участие и еще что-то хорошее, чего он никак не может понять.
— Я вас обидела? — тихо спросила Светлана и, как там, на реке, взяла его правую руку в свои.
Мрачные думы отступили.
— Нет-нет, — поспешил ответить он, — просто я отвлекся, извините.
Отстранил стакан и взял ее руки.
— Какие у вас чуткие пальцы, Светлана. Вы играете?
— Немножко.
— Надеюсь, чуть больше, чем я. У меня дело дальше «чижика-пыжика» не продвинулось.
Светлана тепло улыбнулась и покачала головой, упрекая за «чижика-пыжика». И ему вдруг почудилось в ней что-то знакомое и родное. Должно быть, он слишком много смотрел сегодня в эти доверчивые глаза, слишком страстным было желание заглянуть в них совсем-совсем близко и глубоко-глубоко. Неужели они до самого дна так открыто бесхитростны и светлы, так щедро прогреты чувством… И от одной только мысли, что они вот так же могут смотреть на другого, он содрогнулся и встал. Громко скрипнули половицы. Он потянул ее за руки, и она покорно подалась вперед. В крохотной комнатушке они стояли совсем близко, и он сделал последнее движение, привлек ее к себе…
— Светлана, — задыхаясь от волнения, начал он. — Мне кажется, что я знаю вас давным-давно… я…
Она не дала ему договорить. Теплая подрагивающая ладонь легла на его губы. А глаза — огромные, распахнутые, потемневшие. Как они смотрели! «Такие все видят, все знают», — мелькнула суеверная мысль. Но ее спугнул шепот:
— Только молчите… не надо… молчите, пожалуйста.
Светлана сама наклонила его голову и припала к губам…
Уснул он крепко, как давно не спал. Несколько раз наплывало ее лицо с распахнутыми глазами, а он, не веря взгляду, отмахивался и бормотал навязчивое: «Как ты могла… как ты могла…»
Но черные птицы сомнения уже не появлялись больше. Над головой раскинулось открытое голубое небо с далеким, как парашютный купол, облачком… Иль, может, то вовсе не облако, а стая голубей изгоняет последнюю хищную птицу. И вольней дышится ему. И ясно слышит он детский голосок своей маленькой дачной соседки: «Голуби их называют потому, что небо голубое, а они в небе живут…»
