Свет мой светлый | страница 40
И когда автобус трогается, все оборачиваются на ребят, потянувших гуськом к новенькому домику школы.
Какое удивительное, радостное, хмельное чувство испытывает человек, ощутив себя творцом мысли оригинальной…
От мысли-открытия «для себя» человек растет до мысли-откровения «для других»… И высшее — для потомков..
Диоген жил в бочке из-под вина, по опьянял себя мыслями!
Нам было тогда от восьми до двенадцати, и «война» поглощала все темы и сюжеты игр. Построили однажды землянку, устлали ее пахучим сеном и спрятались в ней от дождя. Лежим вперемежку — мальчик, девочка… Пригрелись, притихли.
Вдруг сделалось как-то необычно. И не сразу понял, что виной тому рядом лежащая Олька. Было приятно вдыхать запах ее волос, щекотливо прижатых к моему носу, ощущать теплоту ее мягкого тела, все жарче проступающего сквозь тонкое платьице, сжимать коленками ее случайно попавшую ногу…
Наплывало что-то неведомое, сладкое, мутнящее…
Все стряхнул испуганный крик Тайки, самой старшей из нас:
— Сейчас же встаньте!.. От этого могут быть дети!!!
В буфете кинотеатра девушка, глядя на пирожные, выставленные в витрине, со вздохом сожаления поведала своей подруге:
— А Сережка так и не взял мне тогда…
— Что?
— Да пирожное… Я сказала, что не хочу, а он и не взял…
Милая женская логика…
В детстве-отрочестве уличные атаманы-разбойники, далекие от мира искусств, мы отчаянно язвили по поводу балета:
«Во цирк… Он ей в любви объясняется, а она как заводная вертится, руками машет…»
А потом однажды в хрупком облике балерины вдруг распознал черточки любимой девчонки, и раздражение растаяло без следа. И музыка, и движения слились в ощущение маленького чуда и вошли в сердце — знакомые, понятные, желанные…
За окном еще тьма студная покоится на озябших опорах фонарей, а утро уже пробивает свою тропу в день. Зимою звук раньше света встает. Заря, глаз не показав, голос подала галчиным гомоном: с тополиных высот им виднее начало ее прозрения. И город отозвался накатом утробного гула фабричных цехов, над которым лишь изредка взлетали то вскрики автосигнала, то перезвон отдаленного трамвая.
И вдруг сквозь этот неясный, расплывчатый шум — отрывистое, энергичное, четкое: «Тук! Тук! Тук!»
И сразу же на сумеречном экране улицы вспыхнул тонкий стремительный силуэт… Скорее представился, нежели обозначился. И вся его реальность сейчас на кончиках каблучков: «Тук! Тук! Тук!» Но сердце — самый чуткий и необычный локатор — эти короткие искры-звуки обращает в волнение завершенное.