– Я заварил чай.
– Ты же ненавидишь чай.
– Я не для себя, для тебя. – Себ выдвинул стул и усадил ее.
Когда взгляд сфокусировался, Роуэн заметила, что кухня в порядке, все чисто, пакеты из-под чипсов и конфет убраны, остатки торта упакованы в пластиковый контейнер.
– Ты навел порядок. Не стоило. Я собиралась это сделать.
– Человеку, который может уснуть на час у каменной колонны, не до уборки. Так это был твой праздник?
– Ну да. Мой глупый способ заработать денег.
– Если он легальный, то неглупый. Оно того стоило?
– О да. Не возражаешь против орды детей в твоем имении? Они, кстати, не заходили в дом, только воспользовались туалетом на первом этаже.
– Не возражаю, Ро. Ты можешь пригласить сюда хоть сотню детей, я не буду возражать. Но ты так много работаешь, что засыпаешь, едва садишься и прикладываешь голову к стене. Это мне не нравится. Ты приехала домой разобраться со своей жизнью, а вместо этого стоишь за барной стойкой и организовываешь детские праздники. Ты измотана. Не нужно всего этого.
– Мне нужно заработать денег, Себ, и быстро. Ненавижу…
Он подождал, но она так и не закончила. Тогда он договорил за нее:
– Быть обязанной? Жить в долг? Это все такая чепуха, Ро. Ты спишь в кровати, которая сейчас никому не нужна, ешь меньше мышки и помогаешь по дому.
Она оглядела чистую кухню:
– Я загружаю посуду в посудомойку и закидываю белье в машинку. Это вряд ли можно назвать ведением хозяйства.
– Ну да. А ты собиралась махать тряпкой?
– Может быть. Самое неприятное не то, что я перед тобой в долгу. Самое неприятное то, что чувствую себя в западне. Я в этом городе, в этом доме и не могу уехать. Я из-за этого паникую.
Себ выдвинул стул и, поморщившись, сел напротив:
– Почему тебе так тяжело тут находиться?
– Потому что за пределами этих мест я свободна, а когда свободна, я счастлива. А тут мне все напоминает о родительском контроле и…
– Они пытались защитить тебя. В основном от тебя самой.
Роуэн вздохнула:
– Ты всегда их защищаешь. Я не хочу с тобой спорить, Себ. Знаю, ты считаешь их хорошими родителями, потому что твои родители…
– Хорошими не были. Ну, Пэтч еще ничего. А мама вообще катастрофа.
– Пэтч давал тебе свободу действовать, исследовать. Меня же никогда не пускали дальше наших двух домов.
– Они… Роуэн перебила:
– Я хочу сказать, не важно, чем ты связан, шелковыми платками или колючей проволокой, двигаться все равно не можешь. Мне всегда мешали эти путы, границы, мне нужна была свобода. Это пугает, но возвращение домой сводит меня с ума. Я хотела показать им, что успешная и ответственная. Не как они, а по-своему. А теперь они узнают, что я на мели и без крыши над головой, закатят глаза и разразятся одной из своих «что-мы-сделали-не-так» тирад. Может, они меня усыновили, просто никогда не говорили об этом?
