– Я и была безрассудной, непослушной и безответственной. В детстве.
– Но я и потом так считал. Не думал, что ты можешь повзрослеть, измениться. Мы многого о тебе не знаем! Я не знаю тебя и, наверное, никогда не знал.
Роуэн почувствовала, как сдавило горло. Наконец кто-то из прошлого взглянул на нее иначе, попытался увидеть ее саму, а не человека, которого все хотели видеть. Она поднесла кулачок ко рту и прикусила кожу на указательном пальце. И если быть откровенной, много ли она знала о Себе? А об остальных? Так, общие детали. Из социальных сетей. Но все ли это правда? О Себе и своей семье у Роуэн тоже предубеждений хватает.
– Как насчет изучения повзрослевших нас? – предложил Себ.
Принятие и понимание. Лучше не придумаешь. Защищая свободу, она тем не менее жаждала права быть самой собой там, где, как ей казалось, она самой собой быть не может. Роуэн дрожащей рукой взяла бокал:
– Я бы очень хотела, но…
– Но?…
– Но как насчет того, что было вчера вечером?
– Секс? – Себ взял бокал, выпил половину и постучал по стеклу. – Давай не будем ничего усложнять, задвинем это в дальний угол и попытаемся стать друзьями.
Она улыбнулась широко и искренне:
– Хорошо, давай попробуем.
– Отлично. Тогда, как твой друг, я у тебя кое-что спрошу.
Роуэн театрально застонала:
– О нет!
– Почему ты не зашла домой, не заглянула через забор, не посмотрела на дом, не прошлась по саду, не поздоровалась с собаками?
– Это новые собаки. Они меня не знают.
– Не уклоняйся от ответа.
– Дом занят, я не могу просто так вломиться.
– Это отговорка. Я сказал арендаторам, что ты вернулась и им не стоит волноваться, если увидят тебя. Они отнеслись к этому спокойно. Так что не уклоняйся от ответа.
Она действительно уклонялась, не знала что сказать. Не заглядывала домой, потому что так могла не думать о родителях, о том, что скажет, когда увидит их снова, что скажут они. К тому же от одного вида дома она вспоминала, какой несчастной, нет, одинокой чувствовала себя среди родных. А ее родители и брат были очень близки, их объединяли общие интересы, тяга к знаниям, саморазвитию. От всего этого снова показалось, что ей восемнадцать, и она окончательно растерялась.
– Ты была несчастна дома, Ро?
– Несчастна? Нет. Но в Авельфоре было гораздо уютнее. Тут я могла танцевать, громко петь и смеяться. А дома всегда было так тихо.
– Ты была самым веселым ребенком из всех, что мы знали.
– Наверное, стоит заглянуть домой. Я не смогу избегать этого вечно. Не знаю, что сказать родителям, Себ. Нужно извиниться за то, что жила своей жизнью и так долго не возвращалась.
