— Долго же ты не приходил, Чандра! — вздохнул ткач.
Разговор пошел вполголоса. Ткач пригнулся к самому уху Чандры.
Двое людей у входа — брамин с печальным узким лицом и старик в высокой шапке — не уходили.
— Я знавал Нана-Джи в дни его молодости, — мечтательно уставив глаза, говорил брамин. — Великий Брама привел меня быть свидетелем его юношеских игр. Нана-саиб воспитывался в Брахмаварте, и юная Лакшми-бай, позднее супруга Джансийского раджи, играла с ним в детстве. Ей было семь лет, ему — восемнадцать… Я помню, как, восходя на слона, Нана брал девочку на руки и они мчались вдвоем по священному лесу…
Старик молчал. Но по тому, как он вдруг перестал есть, Леле показалось, что старик внимательно прислушивается к беседе Чандры с ткачом.
Неожиданным холодком, точно предчувствием беды, вдруг заныло сердце девушки. Грязный, запыленный затылок старика и его высокая шапка показались ей знакомы.
Хозяин ашханы, Патхи-Лалл, тоже внимательно, рассматривал гостя.
Чандра-Синг заговорил громче в своем углу, и Патхи-Лалл недовольно заворочался у жаровен.
— Не отдавай своих слов чужим ушам, Чандра! — шепнул Патхи-Лалл. Он осторожно показал Чандре глазами на старика. — За последнюю неделю наши люди в Калькутте поймали четверых храмовых нищих с тайными донесениями для саибов.
— Знаю, знаю, Патхи!.. Я еще не заел в джелхане мой разум гнилой чечевичной похлебкой, — ответил Чандра.
Он заговорил с шорником.
— Всё было готово, Чандра! — мрачным басом гудел шорник, наклонившись к самой щеке Чандра-Синга. Туговатый на ухо шорник не умел говорить тихо: как ни умерял он свой гулкий низкий голос, всё же отдельные слова долетали и до других. — Всё было готово, Чандра! — гудел шорник. — Мусульмане клялись на Коране, индусы возливали воду Ганга. Весь Читпур-Базар был вооружен, даже чамары из нижних рядов были в заговоре. Арсенал, форт и монетный двор Калькутты можно было без труда захватить в одну ночь. Но гончие собаки англичан дознались, и за день до срока саибы сменили всю стражу в форту, поставили двойные дозоры, гарнизон весь начисто разоружен. Саибы расставили своих людей по базарам, по баням, по всем местам, где собирается народ. Они подкупили всех храмовых нищих. Даже по зенанам, по женским половинам домов, искали заговорщиков саибы.
— Сыны шакалов! — тихонько выругался Чандра.
Лела не слушала разговора. Она рассматривала неподвижное лицо брамина, серебряную пряжку, скрепляющую над лбом его белоснежную чалму. Слуга подал рис на медном блюде и ломти баранины, запеченной в яйце. Старик жадно начал есть. Но брамин не дотронулся до мяса.
