– Мы в Кампо Реаль? – изумилась Каталина Мольнар.
– Знаю, правильнее было бы первой приехать моей матери, чтобы пригласила лично она; но полагаю, вы простите ее, узнав, что она более десяти лет не покидала имение. Ее здоровье слишком хрупкое для этого. Она умоляла простить за то, что не смогла приехать, и прислала только письмо с лучшим посланником, в лице меня. Это для вас, донья Каталина. Вы не сделаете мне одолжение, чтобы прочесть его?
– Да, сынок, но… – начала было возражать Каталина.
– Мама, думаю, нет трудности в том, чтобы ты поехала с Айме в Кампо Реаль, – вмешалась Моника. – Я, конечно же, вернусь в монастырь, и по возвращении…
– Ни в коем случае, дочка. Ты уехала из монастыря из-за слабого здоровья. Именно это мне сказали твой духовник и настоятельница; тебе пошло бы на пользу некоторое время пожить в деревне, а поскольку мама Ренато приглашает нас троих…
– Сеньора Д`Отремон не рассчитывала на меня, – прервала Моника.
– На вас всегда рассчитывают, Моника, – уверил Ренато. – И для того, чтобы вы удостоверились, нужно, чтобы моя мать совершила это путешествие и приехала лично просить вас, чтобы вы сопровождали нас пару недель в Кампо Реаль. Именно так она и сделала бы, я уверен. А кроме того, позвольте мне договорить начатое. Я рассчитываю на вашу помощь и советы, чтобы исправить некоторые дела, которые не по мне на этих землях.
– На меня? Но если я… – начала протестовать Моника.
– Вы были когда-то моей лучшей подругой, Моника. Я пренебрегу вашим облачением, преградой холодности, которую вы возвели, чтобы сказать вам, чтобы сказать тебе, Моника, как в былые времена, когда мы были братом и сестрой, как два мечтателя, придумывавших новый мир, лучший и более благородный. Как мечтали когда-то быть королями мира счастья, добра, где никто бы не страдал, где был бы мир и справедливость. Что ж Моника, этот мир у меня есть, он мой. Но это не мир добра, теплоты, и даже справедливости. В красотах моего рая есть темные и горькие уголки; люди, с которыми плохо обращаются; дети, которые нуждаются в лучшем будущем. Я хочу исправить это, и ты нужна мне, как в годы моего юношества: моя помощница, подруга, учительница множество раз.
Моника де Мольнар молчала, склонив голову, губы дрожали, на глазах были слезы. Она не осмеливалась в лицо отклонить предложение Ренато. Оно слишком сильно зацепило ее, было радостно и больно его слушать. Что бы он ни попросил, она не могла ему отказать. Знала, что не сможет отказать и… тем не менее пробормотала, слабо сопротивляясь:
