Баутиста повернулся к повозке. В темноте повозка удалялась по дороге. Янина нервно потрогала холодное и пепельное лицо Аны, затрясла и настойчиво позвала:
– Ана, Ана! Ничего! Она не притворяется. Открой глаза, ай, Иисус! Ана!
Дрожа от страха увидеть Ренато или кого-нибудь, кто мог сообщить ему об этом, не решаясь позвать кого-нибудь, Янина опустила голову Аны, и начала искать что-нибудь, что может помочь ей. Наконец, она расстегнула ее корсаж, оголяя грудь, ища биение сердца, которое слабо билось. Случайно она натолкнулась на белый конверт. Слабый свет фонаря конюшен осветил его на миг, и быстрым движением, пока вставала, она спрятала его у себя. Волнение было таким сильным, что казалось, она задыхалась, приближался чьи-то шаги и знакомый голос спросил:
– Что случилось? Чьи это были голоса? – Янина спряталась в тени, пятясь спиной, избегая появившейся в освещенном коридоре фигуры, которая зашла в конюшню, и не получив ответа, упорно звала: – Кто там? Кто это? Ана!
Изумленная сеньора Д`Отремон склонилась над обморочным телом Аны. Быстро и незаметно Янина удалилась, а голос Софии продолжал настойчиво звать:
– Янина, Янина, Эстебан, Эстебан!
– Донья София, – приближаясь, воскликнула испуганная Айме. Тут она с ужасом узнала неподвижную фигуру на земле и закричала: – О, Ана! Что случилось? Что произошло?
– Мне бы тоже хотелось узнать. Я слышала голоса, повозку. Звала, но не дождалась ответа; я вышла взглянуть, что происходит и… Не знаю, что делала здесь эта женщина.
– Она кажется в обмороке, но…
Айме посмотрела с тревогой на открытый корсаж; с лихорадочным беспокойством ощупала ее грудь, руки, проверила карманы и со страхом повернулась к даме, которая объясняла:
– Могу поклясться, что кто-то напал на нее. Когда почувствовали мое приближение, убежали. Меня удивило, что никто не появился!
– О! Я должна поехать на завод, – жалобно пробормотала Ана, постепенно приходя в себя.
– Что она сказала? – хотела узнать София.
– Ничего, ерунду. Кажется, она бредит, – ответила Айме, сильно волнуясь. – Ана, это я, и здесь донья София также! Понимаешь? Здесь донья София!
– Донья София, да, – пробормотала Ана с усилием. – Ай, моя голова! – пожаловалась она. И вскоре, с внезапным испугом воскликнула: – Письмо! Меня обокрали!
– Что за письмо? – оживилась Софии.
– Ты бредишь, Ана! – ногти Айме вонзились в запястье метиски.
Чувства вернулись к Ане. Она посмотрела в гневное лицо Айме, а затем на другое бледное, серьезное и внимательное, склоненное над ней, чей голос был законом на земле Д`Отремон:
