Казалось бы, убедительно. Президент не спешил, однако, в подвал лаборатории, где так наглядно наблюдался «эффект Джуны», а собирался в очередную командировку, на сей раз на Урал, пообещав взять в дорогу переданные ему мои материалы и прочитать их в дороге.
Президент уехал.
* * *
На следующий день позвонил профессор, как обычно, в полночь, и сделал выговор:
– Ты везде ходишь, говоришь. По-видимому, нас прикроют. Снимки твои гуляют по Москве. Вице-президент в бешенстве. Джуну уволят. Вот к чему все это привело. А президент в ярости. Загубил ты дело. Академики рассказывают анекдоты, видят во всем этом ахинею. Я этим делом больше не занимаюсь. Неужели все кончено?
Но трубку профессор не бросил:
– Потерять все можно быстрее, чем получить. Сегодня все научные дела делаются без шума, – поучал он меня. – Скажи Джуне, чтобы фотопленку уничтожила и никому больше не посылала.
– Приезжайте, но без фотографа!
Чем всех расстроили невинные фотографии? Не успел я прийти в себя от выговоров профессора, как раздался звонок доктора наук:
– Я потратил на это дело два года жизни! Что ты шумишь? Тебе тоже перепадет! Сорвал ты нам эксперимент. Джуна думает, что ей передали компанию ученых. Фотографии действуют на физиков как красный цвет на быка…
И Джуна выдавала на орехи столь же яростно, как и физики:
– Это моя работа, почему они не дают отзыв? Я не старший подопытный кролик, а старший научный сотрудник! Где бумаги? Это моя история, моя жизнь! Да, посланные мною фотографии наделали много шума. Но в руки президенту попали. Он их показывал ближайшим сотрудникам. Не знаю, что им при этом говорил, может быть, старый анекдот про тетушек и дух Льва Толстого.
…Неужели следовало тогда сидеть и ждать, не писать, не фотографировать, не звонить, не добиваться справедливости?… Но каким другим путем изменить общественное мнение, добиться гласности? Другого пути тогда, в конце 1982 года, я не знал.
Ничего о результатах опытов ни испытуемому «старшему научному сотруднику», ни мне, специальному корреспонденту московской газеты, не сообщали, никаких «отзывов» не давали. Молча встречали, молча провожали. Все выглядело так, словно ничего не происходило, вроде бы и эксперименты не проводились, вроде и подвала самого нет, и Джуна в нем ничего особенного не производит. Ну, машет руками, ну радуется, глядя на цветные картинки на термовизоре, как ребенок. Ну и пусть радуется, это ее сугубо личное дело. Молчание, выжидание, какая-то враждебность тяготила до слез.
