После рождения сына Махидевран старалась удерживать Сулеймана подальше от государственных дел – по советам Хафзы Султан.
Гюльбахар Махидевран Хасеки нередко вспоминала, что творилось с ней, когда она слышала, что из Стамбула прискакал во весь опор очередной гонец. Тогда сердца обеих женщин уходили в пятки. Ведь гонец мог принести дурную весть – немилость отца. Испугалась она и в тот памятный день, но гонец склонился, чтобы поцеловать подол кафтана Сулеймана, и стало ясно, что судьба открывает перед ними новый путь. Хафза Султан заплакала. Плача, она молила Аллаха, чтобы ее сыну выпала судьба беспрепятственно взойти на трон. А Гюльбахар не знала ни что ей делать, ни что сказать. Сулейман, которому гонец посоветовал немедленно собираться в дорогу, лишь крепче обнял новорожденного сына и повернулся к ней:
– Ты была наложницей шехзаде, а сейчас станешь хасеки самого падишаха. Теперь ты вторая женщина во всей Османской империи после моей матери. А твой сын шехзаде Мустафа Хан – мой наследник.
Сулейман давно позабыл о первом сыне Махмуде, рожденном молоденькой наложницей Фюлайе. Никто не знал почему. Впрочем, никто и не спрашивал.
Махидевран навсегда запомнила взгляд Сулеймана, когда он садился на лошадь перед дальней дорогой. А еще она навсегда запомнила то, как он сказал: «Не думай ни о каком троне. Ты навсегда моя Махидевран, помни об этом всегда, Гюльбахар».
Махидевран долго смотрела Сулейману вслед, незаметно для себя поглаживая то место на щеке, куда Сулейман поцеловал ее перед дорогой в Стамбул.
С того самого дня, как Сулейман взошел на престол, Гюльбахар пришлось делить его со многими людьми. На его любовь претендовали десятки визирей, тысячи пашей, сотни тысяч беев, но это было неважно. Если не считать несколько случаев, когда в покои султана приводили девушек из гарема, Сулейман всегда возвращался к ней. Когда повелитель приглашал ее, она бежала к нему со всех ног. Молодой падишах всегда был рад ей и, целуя, приговаривал: «Ты моя роза, ты мое счастье!»
«Нет, – говорила себе Махидевран, – московитка может быть сколь угодно красивой и сколь угодно молодой. Сулейман никогда не забудет о своей розе».
Но почему ей все-таки теперь так тревожно? Откуда берется страх, который не дает ей покоя? Ведь повелитель ни разу еще не был неласков с ней. И тем не менее с того дня, как она услышала, что московитка очаровала Хафзу Султан, она каждую ночь видела один и тот же сон. Черная-пречерная тень спускается к ней в комнату по смазанной маслом веревке, вырывает из ее объятий Мустафу и скрывается. Этот сон так пугал ее, что она боялась даже позвать прорицательницу. «Сейчас мне так же страшно, как когда-то было страшно Хафзе Султан за Сулеймана, – говорила себе Гюльбахар. – Но чья жизнь теперь в опасности? Моя или моего Мустафы? А может быть, эта тень, которая каждую ночь снится мне, – это московитская ведьма, которую все зовут Русланой?»
