– Это персы-душители. Надо бы их добить. Притворяются, мерзавцы, я их знаю.
Он снял со своей шеи петлю – довольно тонкий, длинный волосяной аркан, показал мне и стал меня благодарить за спасение. Аркан он свернул и сунул в карман, потом пощупал недвижимо лежащих персов и сказал:
– Кажется, готовы. А вернее, притворяются. Надо кинжалы взять. А то неравно, того и гляди, сзади пырнут.
Он вынул из ножен кинжал у одного, а я у другого.
– В канал бросим.
Мы шли между запертых ларей. Он опирался на мою руку, не раз принимался говорить, но тотчас хватался за горло и замолкал. Ни одного человека мы не встретили по дороге.
Вот и канал и узенькие лавы через него прямо к единственному освещенному зданию Караван-сарая. На середине он остановился, оперся на перила, бросил кинжал в воду. Я сделал то же.
– Ну, теперь ничего, отдышался, – прохрипел он. – Я, знаете, с «мельницы» шел. Выиграл тысячи две, но эти самые фансегары и выследили. – И он опять принялся благодарить меня…
Я предложил проводить его домой.
– Я уже почти дома. Здесь, в Караван-сарае, номер снял.
Из бокового кармана он вынул толстую пачку сотенных, развернул ее и подает мне.
– Возьмите, сколько вам нужно. Пожалуйста, не стесняйтесь. Ведь если бы не вы…
Я отказался наотрез…
У входа в Караван-сарай мы расстались по правилам «бывалых людей», т. е. не спросив друг у друга имени-отчества.
Я пошел по набережной к Главному дому, чтобы добраться до своей квартиры в Кунавине, на противоположном конце ярмарки. Там тоже немало притонов было, но одиночных, а «Самокаты» – оптовый разврат.
Шел я и думал: «А где-то когда-то я его видел».
Потом на «мельнице» Кузнецова мне указали и самого атамана шайки душителей во время такой сцены.
Большая комната, несколько столов, около каждого – два стула, для банкомета и дольщика, помогавшего считать ставки. Вокруг каждого стола те же игроки, что и на Кунавинской «мельнице», перекочевавшие сюда на ночь, выстроились сплошной стеной в два-три ряда, причем задние делали ставки через головы передних, и многие из них, главным образом азиаты, видимо, не пользовались доверием. Только и слышны были возгласы банкомета:
– Ты сколько, Ахмет, ставишь?
– Какая твоя карта, Визирь?
– Дывинадцать рублей. Три сбоку.
Восьмерка выиграла, дольщик подвинул к Ахмету двенадцать рублей.
– Зачем дывинадцать? Мы ставили девытнадцать.
На спор выросла огромная фигура с ястребиным носом и черными глазами навыкате. Это и был гроза «мельницы», известный тогда всем атаман шайки душителей Али-Бер. Сразу, одним жестом, прекратил он спор.
