Власть женщины | страница 56



Они с женой ездили в Петербург на свадьбу Любовь Сергеевны Гоголицыной с бароном Остен-Зинген.

Барон был блестящий гвардеец, и брак этот, как говорили в обществе еще в конце прошлого зимнего сезона, заключался по любви.

Время и годы взяли свое.

Вернувшись через год, Любовь Сергеевна совершенно позабыла о своем мимолетном романе с князем Чичивадзе, и в вихре светских удовольствий, как рыба в воде, чувствовала себя как нельзя лучше.

Ей минуло двадцать два года — роковые годы для девушки.

Надо было сделать партию. Барон Остен-Зинген был блестящей.

Он начал ухаживать за ней в прошлом сезоне, а в конце сделал предложение, и сегодня они венчались. Обряд был окончен.

В соседних с церковью залах стали разносить шампанское, фрукты и конфеты, а после принятия поздравлений молодые заехали домой, чтобы переодеться, и уехали в свадебное турне за границу.

Все были довольны.

Почему же Осип Федорович, сидя у себя на даче, чувствовал не только физическое, но и нравственное утомление.

Какое-то безотчетно горькое чувство шевелилось в его душе во время этой церемонии, хотя, вращаясь в великосветском кругу Петербурга и как врач, и как знакомый, он присутствовал на десятке подобных свадеб, как две капли воды похожих одна на другую и по внешнему эффекту, и по внутреннему содержанию.

Но Осип Федорович и его жена любили Любовь Сергеевну Гоголицыну, а с тех пор, как он и она потерпели почти в одну и ту же жизненную непогоду, он почувствовал к ней какое-то теплое чувство товарищей по несчастью.

Ему хотелось иной, не шаблонной великосветской свадьбы. Блестящий барон-жених не удовлетворял требованиям Осипа Федоровича. При виде его, ему все припоминался стих Некрасова:


Пуста душа и пуст карман,

Пора нашла жениться!


Он не верил в светские толки об этом браке, как о браке по взаимной любви.

«Люба несомненно влюблена в него, но он… „он чувства расточил у Кессених в танц-классе…“» — снова лезли ему в голову стихи Некрасова.

«Полмиллиона, даваемого в приданое за Гоголицыной, играли и играют в его красивой голове большую роль, нежели стоящее около него перед аналоем живое существо!» — злобно думал Осип Федорович, глядя в церкви на жениха и невесту.

В воображении его восстал образ другого красавца — князя Чичивадзе.

«Не была ли Гоголицына счастливее с тем, нежели с этим?» — этот совершенно неожиданный вопрос восстал в уме Пашкова.

Он не взялся бы решить его категорически. Он стал воспроизводить мысленно врезавшееся в его память письмо князя Чичивадзе в Ницце, когда уже князь лежал бездыханный с раздробленной головой. Он писал его перед смертью. Перед смертью не лгут.