Казакевич, как установлено Главной военной прокуратурой, добивался от подследственных ложных показаний, оговора в совершении ими тягчайших преступлений путем систематических жестоких избиений, длительных изнурительных допросов, лишения сна, угроз, запугивания и применения других, запрещенных законом методов ведения следствия.
Из заявления дивизионного комиссара Н. Ф. Севастьянова от 3 октября 1939 года (подлинник заявления находится в материалах его архивно-следственного дела № 981226): «В начале следствия я следователю Казакевичу доказывал свою непричастность к антисоветской организации. С третьего допроса меня стали бить. На почве нервного потрясения у меня возник непреодолимый ужас перед избиениями и допросами, я быстро дошел до крайней степени нервного и физического истощения, был на грани сумасшествия, в таком состоянии вынужден был дать на себя ложные показания…»
Он же в заявлении на имя Сталина от 3 декабря 1939 года:
«1) Капитан Казакевич бил меня по лицу так, что я кубарем летал по комнате, бил под подбородок, под ребра, каблуками своих ботинок бил по коленям моих ног, гонял меня по комнате, сам бегал за мной, бил меня.
2) Клал меня животом на стул, хотя я болел воспалением печени, в таком положении лупил резиной и причинял мне острую физическую боль.
3) Клал меня на пол, на полу лупил резиной.
4) Брал меня за шиворот и спрашивал: «Хочешь, я дам тебе по морде?» Когда я отвечал: «Не хочу», он бил меня по лицу; когда отвечал: «Бейте», тоже бил; когда ничего не отвечал, опять бил, требуя ответа, с угрозами требовал от меня ответа, почему у меня морда похожа на бандита Троцкого, заставлял меня садиться в профиль к свету и всячески издевался насчет того, что у меня троцкистская морда.
5) Находясь три месяца в Лефортовской тюрьме, я спал в сутки не больше часу… Если бы у меня хватило сил и воли, я бы не дошел до такого позора, до клеветы на себя и на других…»
И еще одна выдержка из заявления Н. Ф. Севастьянова от 21 февраля 1940 года: «Убежден, что следствие нетвердо было уверено в том, что я враг народа, иначе чем я могу объяснить следующие слова капитана Казакевича, сказанные мне, когда я, избитый, рыдая, стал писать ложные на себя показания, говоря ему: «Что я буду писать?» «Пишите, – сказал он, – так, чтобы было похоже на правду…»
За все его художества Казакевича в 1956 году исключили из партии, а в 1958 году снизили пенсию на 50 процентов.
Разумеется, на пути казаков, сражавшихся на стороне вермахта, не раз попадались подобные следователи, выбивавшие показания, «похожие на правду». Помнили они и расказачивание, и голодомор. Для них борьба на стороне немцев была лишь продолжением Гражданской войны, которую Советская власть не прекращала вести против казаков.
