24 июня 1862 года в поезде Николаевской железной дороги он сделал первую запись: «Наконец-то навсегда выбрался из Петербурга. Пода, давно пора…» А в письме к брату вспоминает строчки из стихотворения Николая Огарева, в котором настойчиво повторяется слово «Свобода». Именно ощущение свободы переполняло его душу. И ничто уже не могло остановить это стремление в даль, к неизведанному. Оно стимулировалось уверенностью в том, что там, в Сибири, найдет свое место, сможет быть полезным обществу.
«Да, я радовался, уезжая из Петербурга. Чего мне было там жалеть? В Петербурге мне было жаль оставлять только одно здание - Большой театр. Сколько дивных, приятных, грустных, веселых минут я провел там!…»
Театром и оперой, в частности, Кропоткин был очень увлечен. Он сам неплохо пел, предпочитая именно оперные арии. Колоссальное впечатление произвела на него опера М. И. Глинки «Жизнь за царя», и после ее прослушивания он написал заметки «О русской опере».
В Москве зашел в редакцию «Московских ведомостей» и договорился с одним из редакторов этой газеты П. М. Леонтьевым, что будет присылать из Сибири письма для публикации в воскресном приложении «Современная летопись». Гонорары он просил передавать брату, оставшемуся без определенных занятий после исключения из университета за участие в беспорядках. Леонтьев охотно принял предложение молодого князя, уже имевшего небольшую, но серьезную публикацию в петербургском «Книжном вестнике». Там выпускник Пажеского корпуса напечатал рецензию на статью известного литератора радикального направления Н. В. Шелгунова, опубликованную в «Современнике», в которой была изложена работа Фридриха Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Только одно условие выдвигал будущий автор писем из Сибири - не ставить в подписи под статьями его княжеского титула. Кичиться своим аристократическим происхождением он не собирался. Правда, потом, находясь в эмиграции, он вынужден был смириться с тем, что английские редакторы подписывали его статьи только так - prince Kropotkin.
29 июня Петр выехал из Москвы в калужское село Никольское, где прошло детство и где его ждал отец с последней надеждой на то, что сын останется, образумится и не поедет на далекий Амур. Надежда его была связана с семнадцатилетней дочерью богатого соседа-помещика Лидией, которую, казалось, Петр полюбил. И действительно, им овладели сомнения: не поселиться ли в имении, не отдаться ли семейному счастью? Вместо трех дней, как предполагал, он прожил в Никольском почти месяц. Но колебания преодолел, и 27 июля покинул калужскую землю, продолжив путь на восток.
