Петр: …Я заметил, что очень несведущ в философии, - я с ней знакомился урывками, из твоих писем. Поэтому мне часто встречаются слова, которые я не могу понять… Мне необходимо начать свое знакомство с философией…
Август- октябрь 1859 г.
Александр: …Если ты точно хочешь заняться философией, я тебе посоветую, пожалуй, с чего начать. Науку хорошо бы изучать, да и должно, в том порядке, как я изложил выше, только поставить физическую географию прежде сравнительной анатомии, да изучив сначала астрономию и высшую математику.
…В последнее время я решаю, брат, великие вопросы. Это об отношении бытия к мышлению. Что есть знание? В каком отношении оно находится к природе? Какое его значение? Скоро ли доберусь я в этом деле до конца, не знаю, но тогда познакомлю тебя со своими мыслями об этом предмете. Это, может быть, важнейший вопрос философии; Кант решил его в пользу неабсолютности (т. е. относительной достоверности) человеческого знания; это я без него знаю, но тут еще дальше надо вести дело: какое значение имеет сама критика разума; какое значение имеет самосознание и т. д. Жду с нетерпением «Критики чистого разума». Она, верно, на многое обратит мое внимание, да поможет и сообразить свои мысли.
Декабрь 1859 г.-февраль 1860 г.
Петр: Ты пишешь между прочим, что к чему историку примешивать политические теории, - довольно просто и ясно изложить события, - я с тобой не согласен, этого очень мало. Историк должен показать причины и последствия событий, он должен сказать, имело ли такое событие благодетельное последствие или нет, и, говоря про это, он должен изложить, на чем основывается он при этом разборе, - вот уже причины излагать свои политические убеждения и доказать их, а если бы ты ограничил историю одним перечислением фактов, это вышла бы летопись, не больше, а в истории должен быть прагматизм, т. е. изложение причин и последствий; историк должен показать, почему такой-то действовал так, вот его политические убеждения. Кроме того, он должен сказать, ошибалось ли разбираемое лицо или нет, т. е. разобрать отношение его убеждений к понятиям этой эпохи, в которую он жил…
Не знаю, до чего я так дойду со временем, меня интересует и желание получить практическое воспитание, и естественные науки, и история по временам затрагивает меня. На чем же я остановлюсь? Неужели ни на чем? Более и более убеждаюсь я в неспособности понимать философские книги; да и лень одолевает… Обломовщина? Избави бог. Зато вдвое более прежнего полюбил я поэзию, и никогда стихотворения не могли доставить мне такое удовольствие, как теперь. Все это, однако ж, ничто. Я чувствую, как вредит мне корпус, он убьет во мне последнее, что было хорошего!
